Хрупкая душа

Твои пальчики слабо шелохнулись, и ты несмело приоткрыла глаза.

— Привет, мамочка, — пробормотала ты.

— Ох, Уиллоу… — разрыдалась я. — Ты испугала нас до смерти.

— Извините.

Я подняла твою здоровую руку и поцеловала ладошку, чтобы ты носила мой поцелуй, как конфету: пока не растает.

— Нет, — прошептала я. — Это ты меня извини.

Шон встал с кресла в углу палаты, где уже успел задремать.

— Привет, — сказал он. Увидев, что ты проснулась, он вмиг просиял. — Как поживает моя девочка? — спросил он, присаживаясь на край кровати и убирая непослушные пряди с твоего лица.

— Мама?

— Что, детка?

И в этот миг ты улыбнулась, впервые по-настоящему улыбнулась за очень долгое время.

— Вы оба рядом, — сказала ты, как будто только этого всегда и хотела.

Оставив тебя с Шоном, я спустилась в приемный покой и позвонила Марин: она уже оставила уйму сообщений на моем автоответчике.

— Не прошло и полгода! — рявкнула она. — У меня для вас новости: оказывается, нельзя выбегать из зала суда в разгар заседания, тем паче не предупредив своего адвоката, куда вас черти понесли! Вы хоть представляете, какой я выглядела дурой, когда судья спросил, где моя клиентка, а я не знала, что ответить?

— Мне пришлось ехать в больницу.

— К Уиллоу? Что она теперь сломала?

— Она порезала себе вены. Потеряла много крови… Когда врачи пытались ей помочь, то сломали несколько костей… Но она выжила. Просто придется переночевать в больнице. — Я задержала дыхание. — Марин, я не смогу прийти завтра в суд. Я должна быть рядом с ней.

— Один день, — сказала Марин. — Я смогу добиться отсрочки ровно в один день. И… Шарлотта, вы меня еще слышите? Я рада, что с Уиллоу всё в порядке.

Я тяжело перевела дыхание.

— Не знаю, что бы я без нее делала.

Марин помолчала.

— Главное, чтобы Гай Букер ничего подобного не услышал.

С этими словами она повесила трубку.

Я не хотела возвращаться домой, потому что там придется смотреть на кровь. Я представляла, что кровью забрызгано всё: занавеска в душевой, кафель на полу, сток в ванне. Я представляла, что мне придется взять известь и тряпку и выжимать эту тряпку над раковиной десятки раз. И руки будут гореть, и глаза воспалятся. Я представляла струи розовой воды и запах — запах страха, что я могла тебя потерять, запах, который не выветрится даже после получасовой уборки.

Амелия ждала меня на первом этаже в кафетерии, где я оставила ее с чашкой горячего шоколада и тарелкой картошки фри.