Хрупкая душа

Так оно и было.

Дело приняло еще более странный оборот, когда она пошла гулять по потустороннему миру и люди не сводили с нее глаз — и не потому, что она была уродина, а потому, что все хотели быть такими, как она. В школе дети спорили за право сесть рядом с ней в столовой. На вопросы учителя она всегда отвечала правильно. Почтовый ящик ее переполнялся любовными письмами от мальчишек, которые жить без нее не могли.

Поначалу ей это ужасно нравилось — как будто с поверхности ее тела при каждом появлении на людях взмывала ракета, — но скоро наскучило. Ей, понимаете ли, не хотелось раздавать автографы, когда она просто покупала жвачку на заправке. Она надевала розовую футболку — и к большой перемене в розовых футболках красовалась вся школа. Ей надоело постоянно улыбаться.

И тогда она поняла, что в зазеркалье всё примерно так же, как здесь. Никому до нее, по большому счету, нет дела. Люди подражали ей и восхищались ею не потому, что она была такая прекрасная, а потому, что им хотелось заполнить пустоту в своих жизнях, — и они воображали ей спасительницей.

Она решила вернуться обратно. Но нужно было сделать это украдкой, чтобы никто не видел: иначе народ повалил бы за ней толпой. Проблема была в том, что остаться одной у нее никак не получалось. Ей снилось, что ее преследуют какие-то люди, что они режутся о зеркальные осколки, пытаясь втиснуться в раму вслед за ней. Они лежали, истекая кровью, на полу и широко распахнутыми от удивления глазами смотрели, какой она стала в своем родном мире — никому не нужной и заурядной.

Когда терпение у нее иссякло, она пустилась наутек. Она знала, что люди бегут за ней, но ей уже некогда было о них думать. Она намеревалась пролететь сквозь вселенную через зеркало — и будь что будет. Но, домчавшись до заветного стекла, она лишь расшибла себе лоб: его заменили. На место волшебного портала поставили цельный кусок толстого, непроницаемого стекла. Она приложила к нему ладони. «Куда же ты? — спрашивали со всех сторон. — Можно и нам с тобой?» Она не отвечала. Она просто стояла у зеркала и смотрела на свою старую жизнь, где ее больше не было.

Я осторожно присела на краешек твоей постели.

— Привет, — шепнула я, потому что ты вообще могла еще спать под действием анестезии.

— Привет. — Твои веки несмело поднялись.

Ты казалась такой крошечной, даже с огромной шиной на ноге. Судя по всему, с этим новым стержнем в бедре у тебя больше не будет таких серьезных переломов. Я однажды видела хирурга-ортопеда в передаче по телеку. Он был вооружен дрелями, пилами, металлическими пластинами и прочими жуткими штуковинами — ни дать ни взять строитель, а не врач. От одной мысли, что всё это в тебя вколачивали, я бледнела и готова была шлепнуться в обморок.