|
Сначала — только печенье. Но тут живот заурчал, и я съела спагетти — брала я их руками, так как вилки не было. Потом я отщипнула хлеба, потом еще и еще. Не успела я опомниться, как остался один целлофан. «Что со мной? — подумала я, поймав свое отражение в зеркале. — Кто вообще способен есть буханку хлеба целиком?!» Я и внешне была довольно мерзкая: мышиного цвета волосья, вьющиеся в дождь, далеко посаженные глазенки, кривой передний зуб, жирная задница, торчащая из джинсов, как тесто из кадушки, — а внутри стала еще противнее. Я представила, что внутри у меня — громадная черная дыра, вроде той, о которой нам рассказывали на уроках физики. Эти черные дыры засасывают в себя всё. Учительница называла их «пылесос пустоты». Все, что во мне было хорошего и доброго, всё, что мне приписывали люди, всё это было отравлено одним-единственным желанием, притаившимся в самом темном уголке моей души: желанием родиться в другой семье. Настоящая «Я» мечтала, чтобы ты вообще не рождалась на свет. Настоящая «Я» смотрела, как тебя грузят в «скорую», и хотела сама остаться в Диснейленде. Настоящая «Я» — бездонная яма, которая может проглотить буханку хлеба за десять минут и в ней еще останется свободное место. Я ненавидела себя. Даже не знаю, что заставило меня пойти в ванную (розочки на обоях, мыльце в форме зверюшек) и засунуть два пальца в горло. Может, я чувствовала, как по моим венам течет яд, и хотела выплеснуть его наружу. Может, я хотела себя наказать. Может, я хотела управлять той частью себя, которая управлению не поддавалась, и тогда, надеялась я, все остальное тоже вернется в норму. «Крыс никогда не рвет», — однажды сказала ты, и я вспомнила твои слова в тот момент. Одной рукой придерживая волосы, я блевала до тех пор, пока не опустела, пока, насквозь вспотев, не откинулась на спину и не подумала с облегчением: «Да, хотя бы это я могу, хотя бы тут я не напортачила, пускай мне и сделалось еще хуже». Желудок сводило в спазмах, на языке горчила желчь, ощущения были отвратительные — но теперь я, по крайней мере, могла найти этому физическую причину. На подкашивающихся ногах я кое-как забралась в чужую постель и нащупала пульт. По глазам как будто прошлись наждачной бумагой, горло драло, но заснуть я не могла. Вместо этого я листала кабельные каналы, натыкаясь то на передачи об интерьерах, то на мультики, то на ночные ток-шоу, а то и на состязания поваров. На двадцать второй минуте «Шоу Дика Ван Дайка» показали рекламу Диснейленда — как будто дразнили меня, шутили надо мной, делали мне предупреждение. Кто-то будто пнул меня в живот: вот она, фея Колокольчик, вот эти счастливые лица, вот это довольное семейство, только что, наверно, слезшее с «чашек». — 20 —
|