Манольос прислонился к стене, посмотрел на стонавшего старика архонта, и душа его преисполнилась печали. «Сердце человека, — думал он, — зверь, дикий зверь… Христос мой, даже ты не смог его приручить…» Старик снова вскочил, словно к нему вернулись силы, и схватил Манольоса за воротник. — Это ты виноват! — опять заорал он, забрызгав слюной щеки и шею Манольоса. — Ты виноват! Я тебя притащил с горы, чтобы женить на Леньо, которую люблю, как родную дочь. Все праздники ты проводил у меня, хоть ты и мой слуга. В день пасхи я посадил тебя за стол вместе с собой! А ты обманул моего сына, вы тайком забрались в мои амбары, когда я спал, и ограбили меня! Вор! И это еще не все! Скажи пожалуйста, в первый раз сегодня Михелис заговорил! «Я уже мужчина, буду делать то, что хочу!» Слышишь, каков негодяй! Голову поднял: будет так, говорит, как он хочет! А когда я ему сказал: «Неужели ты не боишься своего отца?» — так он, бессовестный, не постыдился мне ответить: «Боюсь я бога, больше никого!» Ты слышишь, никого больше! Это твоя грязная работа, Манольос, чтоб ноги твои переломались, когда будешь спускаться с горы на праздник! Что молчишь? Что глаза вылупил и смотришь на меня? Ну, говори же, а то терпение мое лопнет! — Хозяин, — тихо ответил Манольос, — я пришел попросить разрешения вернуться в горы. Старик посмотрел на него с презрением, губы его зашевелились, он не находил нужного слова. — Что ты сказал? Вернуться в горы? Ну-ка, повтори еще раз, если смелости хватит! — Пришел, хозяин, попросить разрешения вернуться в горы. — А свадьба? — не своим голосом закричал старик, и шея его снова побагровела. — Когда, негодяй, будет свадьба? В мае? В мае, когда женятся ишаки? Нет, быть ей в апреле! Поэтому я тебя и вызвал, — я тут распоряжаюсь! — Дай мне, хозяин, еще немного времени… — Для чего тебе нужно время? Что случилось? — Да я еще не готов, хозяин. — Ты еще не готов? Что это значит? — Я и сам не знаю, хозяин… Вот чувствую, что еще не готов. Душа моя… — Ну, какая там душа? Мне кажется, ты с ума спятил… Слышите, душа у него! У тебя есть душа? — Как тебе сказать, хозяин? Какой-то голос внутри… — Молчи! Манольос протянул уже руку, чтобы открыть дверь, но старик схватил его. — Куда идешь? Стой! Снова начал шагать взад и вперед по комнате, стукнул кулаком по столу, до боли закусил губу. — Вы оба меня сегодня уморите, не выдержу я! Все кончено! Сын меня больше не боится; боится, говорит, только бога; а этот — слуга, дрянь, ничтожество, — душа у него, говорит… — 69 —
|