|
Постепенно я научился не обсуждать профессиональные дела с игристыми барышнями в ресторане, чувствуя себя при этом как ВИЧ-инфицированный во время интимной встречи. Отныне это было моим секретным оружием, которое я держал наготове исключительно для разрыва отношений или на всякий пожарный. Если, например, первое свидание не заладилось, а еда оказалась лучше, чем девушка (№ 3, читающая мне лекцию об американской избирательной системе и восклицающая, что Нейдер[37] — это «наша последняя надежда», на глазах превращается в № 20), все, что от меня требовалось, — это обронить волшебное слово, и — абракадабра! — можно перезапускать компьютер. Здесь реакция немного другая. Ледяная принцесса, взвесив «за» и «против», спрашивает: — Так вы… массовый убийца? — Нет. — То есть как «нет»? — Я не убийца. Я киллер. — О’кей. — Между убийством и киллерством есть большая разница. — Правда? — Ее бровки удивленно ползут вверх. — Да. Как между хобби и работой. — Что вы хотите этим сказать? — Убийство — это свободный выбор, возможно, ошибочный. Киллерство — необходимость, в противном случае ты платишь собственной жизнью. Это нельзя назвать ошибкой. — Фигня. — Фигня? — Ну. Вашим жертвам не все равно? «Какая удача! Меня прикончил киллер, а не убийца!» Херня это. Сотню с лишним пустили в расход? Да вы настоящий монстр, eiginlega ![38] Последнее слово, видимо, исландское. Она перевозбуждена и уже себя не контролирует. Я и сам завелся. — Эй, что ты знаешь о войне? У вас же сроду не было войны на этом… холодном тишайшем острове. Ты… ты никогда не жила зимой в горах, без палаток, без настоящей еды, а потом ты видишь своего мертвого отца, и тебе говорят, что твоего брата убили, а потом перед тобой выстраиваются… люди, в одну в шеренгу, и тебе приказывают: «Стреляй!» И ты стреляешь, даже не зная, скольких ты убил, и не желаешь знать, просто хочется их всех перестрелять. Потому что… Я чувствую, как к глазам подступают слезы, впервые за много лет. — Потому что война — это дерьмо, и мы все в нем по колено. Никто уже не может сказать, мол, это хорошо, а это плохо, потому что тут или ВСЕ ХОРОШО, или ВСЕ плохо. И ты… Фабрика слез приняла заказ. Ждите доставки. Но не такой быстрой. — И ты не знаешь… Ты ни хера не знаешь. Пятнадцать лет, блин, прошло, а ты так и не знаешь, хорошо ты поступал или плохо. Просто ты был… Я набираю в легкие воздуху, и через секунду он из меня выходит вместе с едва слышным: — 55 —
|