— Торчер?[35] — Вы его так называете? Ха-ха. В яблочко. Вы человек религиозный? — Я католик. — Ага. Так, может, вы тоже телепроповедник и отца Френдли убрали, так как он был вашим соперником? — Я не телепроповедник. — Допустим. Но вы католик? — Я хорватский католик. В этом нет ничего религиозного. Это всего лишь означает, что за свою жизнь ты должен посетить церковь два раза. На венчание и на отпевание. — Как мило. И сколько же раз вы там успели побывать? Один? Вопрос вызывает у меня улыбку. — Нет. Секунду помедлив, она тушит сигарету в пепельнице, прежде чем задать следующий вопрос: — Так кто же вы? Очередной лузер, по ошибке застреливший агента ФБР и вынужденный бежать из долбаных Штатов? Ну, знаете! — Я не лузер, я… — Да? Кто же? Однако мы далеко зашли. — Я… профессионал. — Профессионал? — Профессиональный киллер. Сотню с лишним точно пустил в расход. Молодец. Считай, она уже твоя. — Иди ты. СТО ЧЕЛОВЕК?! Если точнее, то где-то в районе ста двадцати пяти. На Среднем Западе, когда мне случалось проезжать через городки, встречавшие меня надписью «Население 125», я всегда останавливался для дозаправки, считая это своей персональной ПВД.[36] — Ага. На круг. Около пятидесяти или шестидесяти я убил как солдат хорватской армии, защищая землю отца и матери. А потом еще шестьдесят шесть засранцев из разных стран — как киллер на службе национальной организации. Отец Френдли — мой первый и единственный «любительский» экспромт. Потеряв дар речи, она молчит, как католический священник в исповедальне. — Национальной организации? — наконец выдавливает из себя она. — Ну, то есть… мафии. — Мафии? Так вы член мафии? — Ну да. Хорватской мафии. Не какой-нибудь там тальянской хрени. Внезапно протрезвевшая, она таращится на меня секунд десять. Мафия. В первые дни моей нью-йоркской жизни я считал, что это мое волшебное слово. Каждая девочка из Манхэттена, считал я, мечтает встретить настоящего, стопроцентного мафиози с иностранным акцентом и ебаря-террориста в одном лице. Я мимоходом сообщал об этом девушкам на первом же свидании, сразу после горячего. Все они реагировали одинаково: вежливо извинившись, уходили в туалет и не возвращались. Ах, эти манхэттенские барышни… армия загадочных блондинок и шумных брюнеток с глазами-мани торами, волосами, пропахшими сериальным «мылом», и припрятанным в сумочке детектором славы. Некоторые даже оставляли на стуле свою сумочку. Пару раз я ходил за ними в дамскую комнату, да только впустую. Мафия — ах, это волшебное слово. — 54 —
|