|
— Ну, допустим… Ориентировочно… — Статистика показывает, когда нет обрезания, чаще рак шейки матки. А в Израиле нет совсем… — Чего? — Шейки матки… Рак шейки матки… Есть рак горла, рак желудка… — Тоже не подарок, — говорю. — Конечно, — согласилась Эви. Мы помолчали. — Идем, — сказала она, — ты уже засыпаешь… — Подожди. Надо обрезание сделать.. Я выпил полный фужер и снова налил. — Ты очень пьяный, идем… — Мне надо обрезание сделать. А еще лучше — отрезать эту самую шейку к чертовой матери! — Ты очень пьяный. И злой на меня. — Я не злой. Мы — люди разных поколений. Мое поколение — дрянь! А твое — это уже нечто фантастическое! — Почему ты злой? — Потому что жизнь одна. Прошла секунда, и конец. Другой не будет… — Уже час ночи, — сказала Эви. Я выпил и снова налил. И сразу же куда-то провалился. Возникло ощущение, как будто я — на дне аквариума. Все раскачивалось, уплывало, мерцали какие-то светящиеся блики… Потом все исчезло… …Проснулся я от стука. Вошел Жбанков. На нем был спортивный халат. Я лежал поперек кровати. Жбанков сел рядом. — Ну как? — спросил он. — Не спрашивай. — Когда я буду стариком, — объявил Жбанков, — напишу завещание внукам и правнукам. Это будет одна-единственная фраза. Знаешь какая? — Ну? — Это будет одна-единственная фраза: «Не занимайтесь любовью с похмелья!» И три восклицательных знака. — Худо мне. Совсем худо. — И подлечиться нечем. Ты же все и оприходовал. — А где наши дамы? — Готовят завтрак. Надо вставать. Лийвак ждет… Жбанков пошел одеваться. Я сунул голову под кран. Потом сел за машинку. Через пять минут текст был готов. «Дорогой и многоуважаемый Леонид Ильич! Хочу поделиться с Вами радостным событием. В истекшем году мне удалось достичь небывалых трудовых показателей. Я надоила с одной коровы…» («…с одной коровы» я написал умышленно. В этом обороте звучала жизненная достоверность и трогательное крестьянское простодушие). Конец был такой: «…И еще одно радостное событие произошло в моей жизни. Коммунисты нашей фермы дружно избрали меня своим членом!» Тут уже явно хромала стилистика. Переделывать не было сил… — Завтракать, — позвала Белла. Эви нарезала хлеб. Я виновато с нею поздоровался. В ответ — радужная улыбка и задушевное: «Как ты себя чувствуешь?» — Хуже некуда, — говорю. Жбанков добросовестно исследовал пустые бутылки. — Ни грамма, — засвидетельствовал он. — 41 —
|