Но когда? "Вы чем тут занимаетесь?!" - врываются их мамы в полуподвал гостиницы, где обитал великовозрастный Караев, сын парикмахерши из Дома офицеров. Александр знал весь ужас слова "заниматься". Но занимались они совсем другим - в четыре руки пытаясь развинтить артиллерийский снаряд. В этот ненастный вечер был порван на клочки его отличный табель за третий класс, а сам он поставлен был на гречку. Высшую меру воспитания мама применила, предварительно насыпав в угол из пакета и содрав форменные брюки: "Руки за спину! И не горбись мне, а то!.." Гречка впилась. Невероятно, что эту кашу он любил - с тающим сливочным маслом и холодным молоком. Центр тяжести перенести нельзя, только буравить крупу коленями, чтобы достать до половиц. Но мама не дура - рывком за шиворот и снова подгребает под колени. "Становись!" В уютном свете настольной лампы с зеленым абажуром он отжимает за спиной себе запястья. Но даже прием джиу-джицу, назваемый "крапивкой", отвлечь не может. Остается только пойти навстречу боли, принять в себя и полюбить до самой последней крупиночки. Стук в дверь. "Кто там?" "Я", - отвечает избавитель. Мама ставит на ноги и не дает упасть. Крупа отчасти осыпается сама, остальное выбивается ее ладонями. Следы воспитания поспешно заметаются под диван. Она отпирает, и мышонком мимо Гусарова он проскальзывает в коридор. С ковровой дорожки сворачивает в умывальник. В фанерной уборной обнажает свои колени. Они все в дырках, как исклеваны. Огромной беспощадной птицей. Оглаживает, растирает. Колени в норму не приходят, но из места уединения пора назад, а то мама еще подумает, что снова он "взялся за свое". Номер задымлен папиросой, она в слезах: "В Германию не едем!" "А куда?" "Кончились, брат, странствия, - стягивает сапоги Гусаров. - Остаемся здесь на постоянно. Квартиру нам дают". "Мало что страна чужая, так еще у черта на куличиках!" "Не у черта. В Сталинском районе. А страна у нас одна: Союз Советских". "Да, но мы русские! А это не Россия". "И что с того?" "Не родина". "Заладила! - Сидя в галифе и размотавшихся портянках, Гусаров заносит с гневом и обрушивает с грохотом свой хромовый: "Родина там, где этот вот сапог!" Богатырского роста учитель Бульбоедов, у которого на лацкане бело-синий эмалевый значок парашютиста, сказал: "Лучших людей теряем! Грешил подсказками, конечно. Снаряд от гаубицы закатил в металлолом. Но стенгазету делал, братка, даровито. Еще немного, и стихами у меня бы записал... Бывай, Гусарчик!" Льет дождь. В плаще с капюшоном поверх ранца он себя чувствует карликом. Маленьким Муком. — 9 —
|