|
- Педенко нашего готов сменить. Вот, с одного факультета сябры... Документ секретарь отстраняет: - Ты, Кузьмин, не гони... Газета не только коллективный организатор, но и пропагандист. Кто сказал? - Известно... - А все же? - Основоположник. Старик в телогрейке внес мутные бутылки: - Первачок, таварыш кирауник! - Обожди, Петрович, кандидатуру обсуждаем... Белорус? Александр мотнул головой. - Яурэй, что ль? - Русский. - Тем более стесняться нечего. Сплотила навеки великая Русь. Стакан ему. Не этот. Как великороссу! Не вынимая папиросы из зубов, капитан налил двухсотграммовый. Который Александр взял не глядя. И выпил. - Огурчиком! - сказал редактор. - После первой не закусывает, - понял капитан. - Как в том кино... - Второй ему. И нас не забывай. Выпив, взялись за мясо, сплёвывая крупную дробь. - Кабанятины! - заботился редактор. - Давай налегай! Вкуснятина!.. Ноги сами подняли Александра и вывели во двор, где, держа коня за гриву, в проёме амбара стоя писала старуха, которая перекрестилась, когда он упал. Поднявшись, он пошёл кругами мимо конуры со спрятавшейся жучкой, обречённой питаться из ржавого германского шлема, которых много, целых и дырявых, надето на забор облетевшего яблоневого сада, а вот и банька, за оконцом старый хитрован по капли гонит первач, мимо распоротого кабана, висящего клыками вниз и капающего в таз, мимо колодца и старухи, которая не перестает креститься и мочиться в грязь промеж белых тонких ног в галошах, но наконец и выход, он открыл калитку и пошёл между заборами, имея справа поле из-под картофеля, а слева огород, а в самом внизу, сливаясь с сумерками, пруд, который он пересекает по мосткам, переходящим в хлюпающие жерди посреди голого ольшаника, куда и втолкнула Александра всеочищающая рвота. Пытаясь удержаться за хилые стволы, в перерывах он взывает к непроглядному небу: "Алёна, где ты?" Провалясь с головой, он дышит через сено. - Дубику ты понравился. Пусть, говорит, поброется и пишет заявление. Оформим литсотрудником. Девяносто рэ плюс гонорар. - Бриться не стану. - Зря. Рот у тебя, как говорится, чувственный. Небось, целоваться любишь, а? По мне-то, хоть и не стригись. Только Дубик упрям, как дуб. Упрям. Тебе не дует? - Нет. - А то давай ко мне? У стенки омуток уютный... Слышь, Сашок? Ау-у? - Да нормально мне. - Ты, может, чего подумал? Александр? Да пошло все на хер. Думать... - Заснул, что ли? Ладно тогда. Приятных сновидений. Утром он завернул за угол. На бревенчатую стену отливал шофёр, который ночевал в высокоосной "волге" своего хозяина. Он стал к нему спиной, от струи повалил пар. — 136 —
|