Враг под покрывалом

9

Абан знал, конечно, что дни его сочтены. Но не роптал. Наряду с предшественниками он сполна попользовался властью, имуществом, женщинами. Деньги хранились в Австралии, имелись каучуковые и оловянные акции, парк автомобилей, ювелирные изделия, драгоценные камни, всевозможное наследство. Что бы там ни было, Абан с многочисленным потомством с голоду не умрет. Возможно, придется жить великолепным изгнанником в Каинах, в Монако, на Капри. Таких мест он еще не видел, но имел грубое представленье о Западе, грезил о новых типах власти, о возможности вознестись – подобно некоторым царственным сынам Пророка – на высоты восточного мифа путем бракосочетания с голливудскими кинозвездами. Видел себя в красивом костюме, в сонгкоке, с поклонами препровождаемого в пышные апартаменты «ритцей» и «уолдорфов»; в темных очках, подставляющего волосатую грудь спокойному солнцу у тихого моря. Видел себя, входившего в казино, слышал уважительный шепоток в адрес царственной особы в изгнании.

Царственной. Шутка, конечно. В его похотливом, хорошо сложенном теле не имелось ни капли королевской крови. Были раджи, получавшие несколько долларов в месяц, работая школьными учителями; тенгкусы, трудившиеся в мастерских. В туманных анналах Дахаги – отчасти исторических, отчасти легендарных – энергичные крестьяне получали власть над старчески слабоумным или сошедшим с ума от третичного сифилиса султаном, и миф претворялся в жизнь. Сам он не верил в сказку о происхождении из фекалий священного быка, в магическую акколаду[39] Духа Принцессы, но верил в силу традиции, способную возвысить текущую в некоторых глубочайших каналах штата земную кровь над жидкой голубой. Раджи и тенгкусы кланялись, сложив руки, тому, чей титул представлял собой грубый кампонгский окрик, ибо словом «абан» презрительно окликали слугу, не зная его настоящего имени. «Абан» означает «старший брат».

Абан читал Джорджа Оруэлла,[40] поражаясь необычайной уместности титула Правитель Океании. Какое-то время он тешился мыслью расклеить по всей Дахаге плакаты; плакаты, где под изображением его могучей головы шла бы подпись: СИ-АБАН МЕМАН-ДАН АВАК. Только поймут ли смысл его подданные малайцы? Ничего, он о них позаботится. Зачем он о них заботится? Больно уж они красивые, что ли? Но раз он о них заботится, и они вполне могут о нем позаботиться. Что кому-нибудь принесла подобная забота? Так или иначе, о чем заботиться? Впрочем, все его подданные, разумеется, пролы.

Правление Абана в эпоху возникновения методов бесконечной лапидаризации любого правления было обречено из-за возникновения партий. Политика была новинкой; все кричали: «Мердека!» Возникал новый класс: мелкие интеллектуалы, неудачники бакалавры искусств, разочарованные юристы, учителя – даровитые болтуны. Еще год, и придет независимость. Султаны попадут в аномальное положение, абаны вообще лишатся всякого положения. Централизация, директивы, куча бумаг, очкастая бюрократия, только отныне в кондиционированных офисах не будет видно ни одной белой презрительной физиономии. Британцев скоро выдворят; вместе с ними придет конец феодальному правлению.