— Я не это хотела сказать. Вы все мои слова воспринимаете превратно. Такое впечатление, что все, что я говорю, прокручивается у вас в голове в другом порядке. Сэм всем весом наваливается на стену сарая — мне кажется, что он может ощутить мое присутствие. — Когда садом заправлял мой отец, он делал это совершенно бессистемно. Одно хранилище там, другое здесь. Яблоки для оптовой торговли вперемешку с яблоками для розничной. С одиннадцати лет я пытался доказать ему, что так садоводством не занимаются. Он отвечал, что я не понимаю, о чем говорю, и что бы я ни выучил в школе по садоводству, у меня нет такого опыта ведения дела, как у него. Да и откуда ему взяться? Поэтому, когда он вышел на пенсию и переехал во Флориду, я выкопал молодые деревья и пересадил их, как считал нужным. Я понимал, что здорово рискую. Пара деревьев погибла. Отец не приезжал сюда с тех пор, как отошел от дел, а когда он звонит, я делаю вид, что сад остался в том же виде, в каком был при нем. — Я понимаю тебя, Сэм. — Мама переходит с ним на «ты». — Нет, не понимаешь. Мне насрать на то, что ты считаешь, что в этом саду нужно выращивать арбузы и капусту. Иди и скажи это Джоли, Ребекке, кому хочешь, черт возьми! Когда я умру, тогда действуй, если сможешь убедить остальных, пересади здесь все. Но не смей, никогда не смей говорить мне в глаза, что то, что я сделал, — плохо! Этот сад — лучшее, что я создал в жизни. Это как… Это как если бы я сказал тебе, что у тебя плохая дочь. Мама долго молчит. — Я бы не стала разводить арбузы, — наконец говорит она, и Сэм смеется. — Давай начнем сначала. Я Сэм Хансен. А вы… — Джейн. Джейн Джонс. Боже! — восклицает мама. — Звучит как имя самого занудного человека на земле. — Сомневаюсь. Я отчетливо слышу, как соприкасаются их ладони. Тихий звук в ночи. Чьи-то шаги приближаются к тому месту, где я сижу. В панике я заползаю за угол сарая, подальше от голосов. Единственная возможность спастись — оказаться внутри сарая. Я пытаюсь ступать неслышно, но кроссовки шуршат по сену. Я прижимаюсь к земле и заползаю в сарай. Я сажусь, и первое, что я вижу, — это летучая мышь, темный комок в углу сеновала. Хочется закричать, но разве криком поможешь? Летучая мышь взвизгивает и проносится мимо меня. Я вскидываю руки, чтобы закрыть лицо, но кто-то хватает меня за запястья. Я оборачиваюсь. Хадли. — А ты что здесь делаешь? — испуганно шепчу я. — Я здесь живу, — отвечает он. — А ты что здесь забыла? — Я подслушивала. Ты их слышал? Хадли кивает. Потом вытаскивает соломинку из охапки сена у стены и прикусывает ее передними зубами. — 90 —
|