|
Второй проявил вялый интерес: - Бухой? - Да вроде нет... Кого высиживаешь? - Одну тут... - и он добавил: - товарищ сержант. Обещалась выйти. - Как звать, не Любка? На всякий случай Александр мотнул головой двузначно. - Если Любка, так она из диспансера только. - Нет-нет. Другая. - Смотри, поймаешь на конец. Они удалились, ухмыляясь и пошлепывая по ладоням набалдашниками дубинок. Свет в окне тем временем погас. Дверь была на площадке слева. Второй ключ подошел. Квартира дохнула по-пролетарски. Закрываясь изнутри, он боялся, что палец соскользнет со спуска. Третья по счету комната была необитаема. Дверь скрипнула, а ключ он удалил бесшумно. Изнутри он заперся. Пыльно мерцали половицы. Окна были голые - листва за ними, как вырезана из жести. В углу столик с трехстворчатым зеркалом. Отражаясь в нем, свет фонаря слепил. Венский стул. Больше мебели не было, если не считать шторы, которая, как в театре, отгораживала задник комнаты. Оттуда доносился странный звук - словно забыли выключить транзистор. В коридоре зашлепала тяжесть. Оставив дверь сортира открытой, бугай матерился, отливая с трудом. Ушел он, сорвав бачок, - и Александр поздравил себя с акустической завесой. Кольца шторы лязгнули, сбиваясь. За ней лежал матрас. Бормотанье шло из-под него. Александр опустился на колени. Отвернув толстый угол, он обнаружил толстую тетрадь. Под ней открылась вентиляционная дыра, которая уже не бормотала, а выразилась ясно: "X..., ребята? Идем на банк". "У-уу, - загудели голоса. - Ну, Петя, пан или пропал..." Щелкнула карта: "За туза на все. Ложи!" В подполье резались в очко, но судьба банка осталась неизвестной. Потому что из коридора в дверь стукнули: - Инесса? Он замер. - Ты что ль, Ангел? - Вдруг он взорвался и перешел на крик. - Кто там? С Лубянки, что ль? Отвечайте инвалиду коммунистического соревнования. Не то сейчас зарублю и отвечать не буду. Слышьте, суки? Справка у меня! Затмение системы!.. Сосед ударился об дверь. Схватив тетрадь, Александр прыгнул к окну. Шпингалеты заедали, но кожи на пальцах он не жалел. Инвалид ударил топором. Он промахнулся и с матом выдернул лезвие из косяка. Со второго раза дверь отлетела. Топор сверкнул. - Убью-ю... Вспыхнувшие окна осветили кусты. Ударом плеча Александр высадил стекло и прыгнул через эти кусты. Он приземлился в клумбе и разогнулся, как пружина. Топор вонзился в землю как раз за ним. - Держи ворюгу! Охваченный горячкой, пролетарский район палил из ружья. В эпицентре охоты за собой любимым Александр, прижимая к животу похищенную тетрадь, пробирался во тьме - полной, пыльной и дурнопахнущей. Это была вонь из подвалов детства - то кисло-капустной, то картофельной гнили. На поворотах он касался то занозистых досок, то кирпичных стен с колючими выворотами бетонного раствора. Потом его ударило под колено. Он чиркнул спичкой и удивился. К стене, которая перекрывала ему путь, было приставлено старинное кресло. Ободранное, рваное, но вполне музейное. Могло бы украсить в Зимнем дворце экспози-цию, посвященную классическому веку родной литературы. Вольтерьянское. Как оно сюда попало? Из какого разграбленного предками жильцов "дворянского гнезда"? — 75 —
|