|
Солнце вставало все выше, топь звенела полчищами слепней. От болота поднимался пар, пот струйками тек по спинам косцов; они все чаще отходили к опушке, где бил родник, и пили холодную желтую воду. - Как нога? - спросил шкипер. - Отдохнул бы. - Ничего. - Иван сполоснул лицо, улыбнулся: - Погодка-то, а? Как заказанная… Он врал, когда улыбался. Ногу ломило до пояса, он давно уже косил, стараясь не опираться на нее, но боль росла. Лечь бы сейчас, вытянуться - тогда отпустит. Но он не давал себе спуску. Никогда не давал: только начни болеть - и тело припомнит все осколки и пули, все контузии и ржавые сухари с болотной водой. Только распусти вожжи - не встанешь. Поэтому он деловито ел за обедом пропахшую горьким осиновым дымом похлебку. Ел насильно: его мутило от боли и усталости. - Не могу, - сказал Сергей и бросил ложку. - В глотку не лезет. Он откинулся на кучу ломкого хвороста и закрыл глаза. Плыло, качалось болото… - Попей. Он открыл глаза: Еленка протягивала большую эмалированную кружку. - Выпей, - повторила она. - Нельзя же ничего не есть. - Ослабнешь, - сказал Иван. Сергей хлебнул: в кружке было молоко. Прохладное, густое, почему-то чуть горьковатое. - Больше не коси, - сказал Вася. - Что осталось, мы с Михалычем подберем, а вы копешки готовьте. Пудика по три потянем, Михалыч? - Потянем, чего же не потянуть?… Поначалу сгребать мокрую осоку показалось делом почти пустяковым. Но осока была не просто тяжелой; она была цепкой, как колючая проволока, пласты ее упорно свивались в большие вязкие комья, в которых намертво запутывались грабли. - Ты руками, Сережа, - сказала Еленка. Руки ее уже были порезаны в кровь, до волдырей искусаны комарами. Но она двигалась легко и гибко, словно не чувствуя усталости. - Здоровая ты девка, - сказал Сергей. - Привычная… Через час с дальнего конца топи вернулись Михалыч и Вася. Сунули держаки кос в раскисшую землю: - Готово, Игнат Григорьич. - Ну что, мужики, отдохнем полчасика, а? - спросил шкипер. - Отдохнем, покурим и - двинем. - Конечно, отдохните, - сказала Лида. - Нам тут еще грести и грести. Косцы побрели к костру, а Сергей еще дергал, пинал, волок проклятую осоку. Еленка мягко отобрала у него грабли. - Покури. Главный труд впереди, Сережа. Пошатываясь, Сергей подошел к костру и почти рухнул на хворост. Вася протянул ему папиросу, он взял ее и держал в руке, как свечку: не было сил прикурить. - Воровство - это когда корысть есть, - сказал шкипер, мельком глянув на него. - Украсть, продать да прогулять - вот воровство. Так я мыслю, Трофимыч? — 34 —
|