Впрочем, сегодня Шарлотте было не до созерцания местных достопримечательностей. Всю дорогу она изо всех сил цеплялась за Эдама и продолжала хныкать. К двери его квартиры вела небольшая, но крутая и узкая лестница, выкрашенная темно-коричневой краской. Края ее ступеней были обиты полосками металла, глухо звякавшими под ногами. Подниматься по этой узкой лесенке вдвоем было невозможно. Эдам хотел бы пропустить Шарлотту вперед, но в данной конкретной ситуации подобная вежливость была просто неуместной. Достав из кармана ключи, он первым поднялся на четыре ступеньки, отделявшие его от двери квартиры, и вынужден был проделать это упражнение вполоборота, потому что Шарлотта продолжала отчаянно цепляться за его руку, не желая отпускать от себя хотя бы на миг. Это осложнялось странным, нетипичным для Эдама состоянием: от любви, восторга и бушевавших в душе сомнений у него не на шутку закружилась голова. Руки дрожали, и даже на то, чтобы открыть три запертых на все обороты замка, ему потребовалось гораздо больше времени, чем обычно. Наконец он открыл дверь, на ощупь щелкнул выключателем – и в душе у него все оборвалось… …Ибо он увидел свое жилище глазами своей возлюбленной. Да уж! Считать это «квартирой» можно было только в насмешку! Это же просто какая-то щель! Похоже, кто-то неплохо прикололся, назвав квартирой узкую, вытянутую каморку, получившуюся при делении на четыре части двух бывших смежных комнат. Остальные три каморки снимали студенты-выпускники. Доставшиеся Эдаму хоромы едва достигали десяти футов в ширину и казались еще меньше и теснее из-за того, что часть потолка и одной из стен была срезана наклонной крышей. Каждый вошедший в комнату невольно втягивал голову в плечи, хотя на самом деле по большей части помещения можно было ходить, не пригибаясь. Имевшаяся в распоряжении съемщика «кухня» состояла из малюсеньких «плиты», «раковины» и «холодильника», которые благодаря какому-то чуду компоновочного искусства удалось впихнуть в пространство, когда-то – в лучшей жизни – выделенное под стенной шкаф. Эдаму казалось, будто его мозг просто чешется от сыпи бесконечных кавычек, которыми приходилось снабжать название почти каждого предмета, составлявшего обстановку его жилища. Он-то уже привык, но как оценит всё это девушка его мечты – оставалось только догадываться. Взять ту же «кровать» – на самом деле это был просто-напросто матрас, положенный на простую дешевую дверь, купленную по случаю распродажи на какой-то строительной базе и покоившуюся на четырех шлакоблоках, подсунутых под углы. И это бы еще полбеды: самое ужасное – белье, одеяло и подушка на «кровати». Настоящее крысиное гнездо! И везде, что в гнезде, что по всему пыльному полу, раскиданы грязные носки, кроссовки, тапочки, трусы, носовые платки, спортивные штаны, футболки, смятые полотенца… Как же все это, оказывается, воняет! А ведь Эдам привык вдыхать этот воздух, по крайней мере, с вечера до утра. Можно только гадать, как отреагирует на все это Шарлотта. Хорошо еще, если просто упадет в обморок. Тогда она хотя бы останется здесь на некоторое время, а не развернется и не уйдет в ночь, так и не ознакомившись с самым большим позорищем так называемой квартиры Эдама: санузел… располагался… в общем холле… и им пользовались все четверо бедняг, обреченных на существование в четырех каморках! — 657 —
|