|
– Эдам… пожалуйста… не оставляй меня одну. Парень замер на месте как вкопанный и на несколько секунд онемел: его одолевали сомнения, не ослышался ли он и правильно ли понял ее слова. – Понимаешь, не могу я возвращаться сейчас туда, в общежитие, – сказала она. – Не могу находиться в одной комнате с соседкой. У меня там такое чувство, будто меня посадили в банку с… в общем, Эдам, не могу я, не могу, и все… – Чувствовалось, что Шарлотта опять с трудом подавляет подступающие слезы. – Можно, я побуду с тобой? – Ну конечно. Воображение у Эдама было хоть и богатое, но все-таки недостаточно буйное, чтобы воспринять и быстро переработать то, что он услышал. Опасаясь какого-то подвоха, он решил разыграть роль галантного кавалера, благородного рыцаря. – Каково бы ни было ваше желание… – Тут он вдруг замолчал. Какой к черту из него рыцарь и кавалер. Что комедию-то ломать? Лучше быть самим собой. – Как скажешь, – закончил он. Шарлотта прищурилась, фонари перестали отражаться в ее глазах. Она повернула голову так, что перед Эдамом оказалось не ее лицо, а козырек капюшона: ни дать ни взять забрало рыцарского шлема. Он подумал, что, наверное, никогда не сможет ее понять. Потом девушка слегка отодвинула «забрало» и посмотрела ему прямо в глаза. – Эдам, мне просто надо где-то переночевать. На диване, на полу – все равно где. Мне нужно лечь и выспаться. И я не могу быть эдна. Я не могу тебе этого объяснить. Ты ведь мой единственный друг… – Внезапно Шарлотта зарыдала и последние слова договорила прерывающимся голосом: – Мой… един… ствен… ный… друг! Договорив, она снова спрятала лицо в капюшоне и уткнулась в его куртку, содрогаясь от рыданий. Эдаму ничего не оставалось, как обнять ее обеими руками. – Конечно, ты можешь побыть у меня. – Шарлотта тотчас же перестала плакать. «Какая она все-таки храбрая!» – Я тебя не оставлю. Можешь оставаться у меня, сколько хочешь. У меня и запасной матрас есть. И я всегда буду с тобой. То есть я неправильно сказал про матрас: я буду спать на матрасе, а ты на кровати. – Нет… нет… – Она опять захлюпала носом. – Я где-нибудь… – всхлип, –…в уголке, чтобы тебе не мешать. Я не… – всхлип, –…не заслужила… – Слова, прерываемые чередой всхлипов, превращались в нечто нечленораздельное: «заслу-жи-жи-жи-ла-ла…» Эдам, хоть и был интеллектуалом высокого полета, как-то не сообразил, что оказался наедине с девушкой, пребывающей в типичной депрессии, которая в очередной раз сделала ужасное открытие о том, до чего она плохая и до чего несчастная, и именно это лишило ее возможно внятно выражаться. — 654 —
|