|
Чиновник, с пересохшим от страха ртом, пробормотал что-то нечленораздельное. Левантер повернулся к женщинам: – Что касается вас, товарищи… Женщины, заметно озадаченные, вылупились на него. – Я всего лишь сказала несколько слов о вашей парке, товарищ, – сказала одна из них, облизывая губы. – А я только сказала «Я-ма-ха»! – оправдывалась другая; при этом на ее щеках выступили капельки пота. – «Парка»! «Ямаха»! И это все, что вы сумели сказать? Ни одна из вас не сочла необходимым возразить на фашистские замечания вашего товарища, – Левантер отчеканивал каждое слово. – Довольно. Мы разберемся с этим вопросом в Москве. А теперь, будьте любезны: имя, занятие, должность? Первым заговорил мужчина, а за ним поторопились ответить на этот вопрос и женщины. Как и предполагал Левантер, это была номенклатура низшего пошиба – сотрудники Министерства торговли. Мужчина дрожащей рукой протянул паспорт, его жест сочетал желание услужить и полностью признать свою вину. Левантер довольно долго разглядывал документ, чтобы создать впечатление, будто он запоминает фамилию, а затем, не сказав ни слова, отвернулся, всем своим видом показывая, насколько ему неприятно случившееся происшествие и как он желает поскорее с ним покончить. Вагончик прибыл на промежуточную станцию, откуда лыжники могли либо подняться вверх на подъемнике PicSoleil, либо спуститься на лыжах вниз. Дверцы отворились. Толпа лыжников повалила наружу, и в создавшейся суматохе советское трио заторопилось прочь. Проходя к месту посадки на следующий вагончик, Левантер увидел, что русские сели за один из самых уединенных столиков на террасе и теперь нервно просматривают свои паспорта и прочие документы. Не было никакого сомнения, что они уже готовятся к допросу, который им предстоит по возвращении. На краткий миг Левантер испытал к ним жалость и даже захотел подойти, извиниться за розыгрыш, обменяться рукопожатиями и посмеяться над маскарадом, в котором они только что приняли участие. Но он знал, что они смеяться не станут. Они наверняка решат, что человек, в совершенстве владеющий русским и знающий даже советский жаргон, не может быть никем иным, кроме как завербованным ЦРУ эмигрантом, и для такого человека дополнительная маска является лишь способом выяснить о них что-то еще. И все же ему было стыдно и как-то неловко за свой обман. К его удивлению, короткая встреча с советскими людьми воскресила ту часть его души, которую он считал давно сожженной: наслаждение подстрахованной законом властью. Приводя в ужас трех подопытных русских кроликов, он действительно чувствовал себя советским подполковником; ни один живой советский подполковник не смог бы сыграть эту роль лучше. — 16 —
|