Левантер навещал Войтека и Джибби, когда те переехали в Лос-Анджелес. Как-то после полудня мужчины поехали вдвоем прокатиться на машине, которую Войтек одолжил у одного из своих богатых друзей. Они проехали по Беверли-Хиллз, а потом мимо шикарных бунгало и широко раскинувшихся вилл спустились на бульвар Сансет. На ведущих к виллам боковых дорожках стояли сверкающие автомобили, садовники в аккуратных фартучках подстригали газоны, невидимые фонтанчики посылали в небо чудесные брызги, превращавшие солнечный свет в сияние радуг. Ни один посторонний звук не нарушал безмятежность холмов и частных владений. Через несколько минут они были в Голливуде. Стайки тощих молодых парней и девушек – все в потертых джинсах, многие босиком – бесцельно слонялись по запруженным людьми тротуарам и праздно сидели на мостовой. У них были тупые лица. Казалось, им нечего сказать друг другу, нечего делать, некуда пойти. – В других странах, – сказал тогда Войтек, – такие люди умирали бы с голоду и им пришлось бы вступить в партию и идти воевать с богатыми. Левантер вдруг подумал, что его друг уже настолько свободно владеет английским, что они говорят по-английски между собой. – А здесь они не голодают, – продолжал Войтек. – Поэтому им незачем вступать в партию. Днем они спят, вечером выползают на улицу. Я называю их «крабами бульвара Сансет». Но в отличие от настоящих крабов, они находятся в дисгармонии с миром. По-моему, они – промежуточное звено между людьми и роботами. Войтек уверенно вел машину в автомобильном потоке, время от времени останавливаясь и разглядывая неповоротливую массу переходящих улицу людей. С некоторым удивлением Левантер заметил, что Войтеку приятно видеть, как молодые парни и девушки с завистью разглядывают дорогую, изготовленную на заказ спортивную машину, за рулем которой он сидел. – Если бы Калифорния была независимым государством, – сказал Войтек, – она давным-давно стала бы фашистской. Неважно, пришли бы к власти левые фашисты или правые, все едино. Правые фашисты использовали «крабов бульвара Сансет» в качестве горючего для тех драконовых мер, которые в конце концов против них и применили бы. А для левых фашистов они стали бы запалом революции, которая потом их бы и сожрала. В своем нынешнем виде Калифорния – олицетворение их умственного состояния: не левая и не правая, не имеющая ни формы, ни направления – гигантская амеба. Здесь все растягивается – и природа, и люди. Они повернули назад, к Беверли-Хиллз. — 132 —
|