Вокруг себя был никто

– Сильно захотелось? – поинтересовался Абай.

– Очень сильно. И сама не знаю почему.

– Ну и как? Подышала?

– А никак. Думала, Аллах со мной разговаривать будет, но Он промолчал.

– Н-да, – Абай покачал головой, – н-да. Ты Кулибин, Ползунов, народный умелец. Самородок. Знаешь, куда ты бегала?

– Нет, откуда мне знать.

– Тот пригорок – тайное место силы. На него всегда уходит Мирзабай, когда хочет обратиться к покровительнице ордена – звезде «менкалинанан». Учеников туда приводят после специальной подготовки, а ты сразу рванула, как голодный за хлебом. Медитировать там пробовала?

–Да, – призналась я, – но совсем немного, несколько секунд.

– Твое счастье. Могла все чакры пережечь. Врачуй тебя потом до изнеможения. Даже за эти секунды ты себе всю систему расшатала. Лечить нужно.

– Опять? – спросила я.

– А что делать? – тоскливо заметил Абай. – Мирза приказал. Раздевайся...

–Тебе хоть приятно? – спросила я после, – или только приказ выполняешь.

Абай усмехнулся. На одеяле возле моих ног лежала выпавшая из его кармана фотография Йллы. Он подобрал ее и аккуратно засунул на место.

– Знаешь, как я познакомился с Йллой? Не знаешь, конечно. Тогда слушай. И мотай на ус.

Я тогда был совсем зеленым, самым молодым сотрудником в лаборатории Сысоева. Она просуществовала недолго, всего несколько лет, в ней изучали Джуну, Мессинга, и вообще всякие паранормальные явления, связанные с функционированием организма человека. Сам Сысоев, психолог, член академии наук, со мной разговаривал всего пару раз, кто я для него был, мальчишка, начинающий ученый. Но, видимо, впечатлился мужик, потому, что меня пригласил его зам, доктор наук и предложил поехать в командировку. В длительную командировку. Целью командировки было внедриться в закрытый суфийский орден, до сих пор действующий в Каракалпакии и выйти на скрытых Мастеров. Мое происхождение – я родился в Оше и прекрасно говорю по-туркменски, очень подходило для такой задачи. Я согласился. Со временем командировка превратилась из средства в цель, а мнение Мастеров стало куда более важным, чем мнение академика Сысоева. Возможно, я до сих пор числюсь в штате сотрудников Академии Наук, где-нибудь в списке лаборантов, но это для меня уже не имеет никакого значения.

Абай замолк.

«Мое отношение к нему не изменится, – подумала я, – но переводит приключение в совсем иной статус. Я снова оказываюсь в привычной атмосфере научного исследования, правда, под другим соусом и с иными ароматами».