|
«Игра, – думала я, – не более, чем игра по определенным правилам. Пока интересно, я буду играть». На следующий день Вилия после первого урока подошла ко мне. – Сбежала, подруга? – спросила она, протягивая пачку «Каститиса». – Толик, бедняжка, весь вечер места себе не находил. На дверь без конца посматривал, думал – вернешься. –Подумаешь, Толик, – равнодушно произнесла я, но внутри сильно польщенная его беспокойством. – Тоже мне, духовный учитель! Во все времена мужчины под разными предлогами пытались затащить женщину в постель, но раньше это хоть называли любовью, а не духовной практикой. – Вот ты глупая, – сказала Вилия, глубоко затягиваясь сигаретой. – Пойми, наконец, тело – всего лишь инструмент, и все, связанное с ним – функции инструмента, с которыми нужно растождествиться. Иначе навсегда останешься заключенной в скорлупу своих эмоций. – Вот и растождествилась бы, – ехидно ответила я, – помогла бы молодому человеку. Великое дело обслужить растущий организм. – И помогла бы, – спокойно сказала Вилия, – да Андрэ еще не дошел до уровня, на котором помощь воспринимается только как помощь, а не что-то большее. Ничего, скоро мы поедем к Мирзе, думаю, после поездки многое переменится. Меня такая решительность напугала, некоторые органы моего тела представлялись и до сих пор представляются мне глубоко личными, не предназначенными для общего пользования. Но Вилии я ничего не сказала, а перевела разговор на другую тему. Мы поболтали еще немного, прозвенел звонок, и учителя разошлись по классам. Близился конец четверти, замотанная школьной отчетностью, я не заметила, как наступила суббота. Вернувшись домой, я долго сидела на постели, вытянув ноги и не в силах думать ни о чем: перед глазами медленно вращались колонки журналов с фамилиями учеников, страницы их дурных сочинений на заданные и вольные темы, а в ушах звенел голос завуча, перманентно раздраженной особы, с крашенными под блондинку, завитыми на бигуди волосами, и нехорошим, от беспрестанного курения, запахом изо рта. Надо было встряхнуться, размять тело, убежать подальше от недели, проведенной в затхлой атмосфере каменных коробок. «Завтра с утра, – с наслаждением подумала я, – лыжи в руки и за город. Прокачусь до Неменчин и обратно, километров пятьдесят в оба конца, так, чтобы морозец и лыжня выветрили из головы осклизлую муть преподавательской работы». Предвкушая отдых, я возилась по своему незамысловатому домашнему хозяйству, как вдруг неожиданная мысль пришла мне в голову. — 234 —
|