|
– Да. Разве в журнале не записано? – Записано, я просто хотела убедиться. К сожалению, Янус… Я возвращаюсь в комнату. Ложусь и всю ночь смотрю в потолок. По-прежнему ничего не чувствую. На следующий день я уговорил врача прибавить мне снотворное. Достаточно, чтобы отключиться за пятнадцать минут, но на ночь не всегда хватает. Иногда я просыпаюсь ни свет ни заря и смотрю, как свет медленно вползает в окно и движется по полу. Меня вызывают к врачу. Он сидит за письменным столом и изучающе на меня смотрит. – Что произошло после того, как тебя выписали? – Мне стало плохо. – Как плохо? – Очень плохо. – И что ты сделал? – Я приехал сюда. – Поговорим об этом позже, когда тебе станет получше. 44Проснувшись ночью, я вижу перед собой Анну. Она смеется, открывает бутылку белого вина, я вижу ее белую грудь с маленькими твердыми сосками. Вижу Махмуда, сидящего на стуле, не знаю почему, но я думаю о нем как о друге. Вижу Амину, стоящую в дверях. Утром, приняв лекарство, я снова ничего не чувствую. Не могу представить их лица, сколько бы ни пытался. Время идет, безумно медленно, но оно продолжает идти. Одни и те же ритуалы, привычки, которые они считают для нас полезными, четкие рамки, все повторяется. Я завтракаю, подношу ко рту хлопья, потому что миска стоит передо мной, моюсь, курю. Подчиняюсь установленному порядку, потому что не подчиняться еще сложнее. Если бы я мог, я бы остановил время, но день сменяет ночь, и я ничего не могу с этим поделать. В комнате отдыха ко мне подходит Ляйф. В больнице у него нет друзей. Когда прибывают новые пациенты, он к ним липнет, делает все, чтобы понравиться. Проходит максимум две недели, и они тоже не желают с ним разговаривать. – Можно стрельнуть у тебя сигаретку? – Нет. – Ну пожалуйста, одну штучку, киоск закрыт. – Я не могу угощать тебя сигаретами, которые не сам скрутил. – Ну пожалуйста… Я кидаю ему сигарету. Он поднимает ее с пола и благодарит. Воспринимает это как приглашение сесть рядом. – Ну и как там все прошло с этой твоей?.. – С кем? – С турчаночкой? – Ляйф… – Девушки, киски сладенькие… Ну как, дала она тебе? Я наклоняюсь к нему, он придвигается вплотную, гнусно мне улыбается: теперь-то мы поговорим по-свойски. У меня не очень много сил, но все же мне удается схватить его за горло. – Прикуси язык, Ляйф. Он вырывается и садится на стул у противоположной стены. На его шее остаются красные следы. Он листает журнал и продолжает курить мою сигарету, пытаясь делать вид, что ничего не произошло. Я вижу, что верхняя губа его дрожит, он чуть не плачет. — 99 —
|