Абрекъ

— Всем объявили? — еще раз спросил он.

— Да всем…

— А до «Грифов» добрались? Или ноги лень топтать было? — остановился он через пару шагов.

— Да не придет никто, — ответил Цыган. — Зря сидим.

— Придут, — убежденно сказал Хасан.

И точно — минут через пятнадцать появились «беркуты» в полном составе. Не торопясь: будто бы шли себе мимо, глядь — кто-то сидит, дай и мы присядем неподалеку. Подтянулась «Али-баба», потом «славяне». Подходили молча, садились, не здороваясь, плотным своим кругом. Потом все разом задергались: кого ждем-то — и каждую новую избу встречали недовольным гулом. Опоздавшие огрызались, но, усевшись, тут же со всеми вместе начинали подгонять следующих.

Наконец Хасан поднялся на Львиные ворота. Все лица тотчас обратились к нему, раздался дружный хохот.

— Вот так и стой! А мы почетный караул внизу поставим!

— Эй, председатель! Президиум будем выбирать? — столбятники изгалялись, как могли — больше от досады, чем для смеха: опять абрек встал выше, как начальник.

Хасан, не обращая внимания на подколы, деловито оглядел сидящих. Собралось человек двести и, хоть шли нехотя, однако все были при полном параде: и «беркуты», и «Али-баба», «изюбри» в старорежимных галифе и гимнастерках, «славяне» в застиранных буденовках и красногвардейских бантах на груди, «бесы» в душегрейках овчиной наружу, «эдельвейсы» в голубых олимпийках. Пришли даже Богом забытые «Музеянка» и «Идея». Теток, как всегда, было мало — по две-три на избу.

— А «Нелидовка»? — оглядывался Хасан. — Ага, вижу. Кого нет? «Грифов»?

— И не будет. Плевали они на тебя с твоим собранием. Давай, говори, чего хотел! До вечера сидеть, что ли?

— Мужики! Уважаемые избачи и уважаемые подкаменщики! — начал, наконец, Хасан. — Обойдемся без «Грифов», черт с ними. Это они без нас не обойдутся! Но об этом пускай у них голова болит… Десять лет Большой Совет не собирали! Как же так, мужики? Как жить-то, если вот так не собраться всем, не потолковать? Сто лет на Столбах люди живут, и сто лет никому тесно не было. Любой свободный человек, кому внизу дышать нечем — приходи, выбирай избу, а если никто не нравится — свою строй. Сюда все шли, кого внизу власть давила — и беглые, и староверы, и коммунары, и дезертиры, и красные, и белые. И все дружно жили, никто никому не мешал…

— Ты лекцию не толкай! — зашумели столбятники. — Без тебя знаем!

— Я к чему, мужики? Я десять лет здесь не был. Почему — все знают. Спешил в дом родной, а вернулся в дешевую коммуналку. Принесли снизу городскую заразу — все делить. Дед мой, Бабка твоя, а на Внучку, вообще не смотри. Раньше у каждого все столбы были, а теперь свой, но один. Вот и сиди на нем орлом всю жизнь. Не выйдет так, мужики! Не делятся Столбы! Или они есть, или нет! И я, Хасан, собрал вас, чтобы сказать: с этого дня все столбы открыты, нет больше ни «беркутиных» камней, ни абречьих. Милости прошу и на Первый, и на Перья, а мы сегодня идем на «беркутиную петлю»! Законы на камнях старые и всем известны: на занятый ход не лезь; пропусти, кто вниз — ему труднее; не помог пловцу — вон со Столбов! Все!