В зеркалах

— По-моему, как я себя веду, так же и другие женщины, разницы мало, — сказала Филомена. — Нам всем хочется соблазнять.

— Только не говори мне, что так ты что-нибудь узнаешь про любовь.

— А я тебе говорю, милая. И не рассказывай, что у тебя по-другому. — Она снова приложилась к бутылке и вытерла губы рукавом синей рабочей рубашки. — Я тебе объясняю как есть.

— Я думаю, о чем ты говоришь — это называется сексом.

— То же самое, — твердо сказала Филомена.

Джеральдина допила пиво и отодвинула от двери комод; уже рассвело, небо было затянуто тяжелыми серыми тучами. Голуби трепыхались и кружили в вихрях пронзительно-холодного ветра, вырывавшегося из проулков. Через вентиляционное отверстие Джеральдина увидела грузовики с металлическими кузовами, выстроившиеся у складов на причале, а за ними — быструю коричневую реку, тускло позолоченную там и сям бледными отражениями неба. На улицах уже шумели потоки машин; куранты на башнях восточной части города зазвонили «Скалу веков».

— Слышишь? — сказала Филомена. — Опять пошло-поехало. Выйду, что ли, прогуляюсь.

— Пойду спать, — сказала Джеральдина.

Она вышла на галерею, пьяненькая; ее познабливало и подташнивало. Она обернулась к комнате:

— Слушай, Филомена.

Филомена, тихо напевая, постукивала ногтями по своей ортопедической шине.

— Филомена, ты правда думаешь, что поняла чего-то, чего я не понимаю?

— Конечно, — сказала Филомена, — потому что у меня больше времени об этом думать.

— Спокойной ночи, Филомена.

— Спокойной ночи, дорогая. Заходи еще.

Джеральдина вернулась в свою комнату, еще раз посмотрела на вещи Рейнхарта в стенном шкафу и легла в постель.

Разбудил ее звук, на линолеум падал сноп света, которого не было, когда она ложилась. Повернув голову на подушке, она увидела, что фрамуга открыта, а разбудил ее скрип закрываемой двери. Она приподнялась на локте и увидела на фоне жалюзи силуэт мужчины, — пока она садилась, он пересек комнату.

— Рейнхарт? — сказала она. — Кто? Кто это?

Она спустила ноги на пол и прижала руку к горлу, собираясь броситься к двери.

Мужчина дышал тяжело; послышался свистящий вздох, и загробный голос сипло пропел:

— «Они — дети ночи…»

Джеральдина крадучись скользнула вдоль кровати и протянула руку к висевшему на стуле плащу.

— «Они — дети ночи… — повторил голос. — Неземные их голоса».

Она сорвала дождевик, бросилась к двери, распахнула ее и замерла на пороге, загородившись плащом. Створка жалюзи откинулась, и серый свет упал на Рейнхарта, который садился на стул у окна. Он милостиво посмотрел на Джеральдину: