Бледный толстяк появился снова. На нем был белый халат. Не взглянув на Рейнхарта, негр в очках подкатил к нему стол и вышел. Толстяк поднял простыню. Рейнхарт не сразу решился посмотреть вниз. Она лежала на столе. Под затылком была металлическая скоба, поддерживавшая голову. Простыня была отогнута на груди, и открытая часть тела была синеватой. Ее шея и челюсти были почти фиолетовые, губы — синие. Вся нижняя часть лица сильно раздулась. Под глазами, как два полумесяца, лежали крапчатые восковые припухлости; сами глаза были полуоткрыты; из-под жестких век выглядывали потемневшие белки. «Во всем этом, — подумал Рейнхарт, — самое неподвижное — ресницы». С каким бы напряжением он ни смотрел на них — ресницы ни разу не дрогнули. Ни волоска, ни вздоха. Прекрасные ресницы, думал Рейнхарт, какие длинные. Умерла. Навсегда умолкла. Что, если бы длинные ресницы раскрылись, и сказала: Рейнхарт. Вот она, мертвая, сказал странный голос только Рейнхарту в уши, она никогда не скажет Рейнхарт. Как, умерла? Кто же теперь скажет Рейнхарт. Боже мой, подумал Рейнхарт, ее ресницы. Он посмотрел на толстяка. Кто теперь скажет Рейнхарт. — Это моя приятельница. Толстяк обогнул стол и встал рядом с Рейнхартом. — Почему она мокрая? — спросил Рейнхарт. — Она не мокрая, — ответил толстяк. — Ее обмыли, вот и все. — Она мокрая, — сказал Рейнхарт. — Волосы мокрые. Волосы Джеральдины раскинулись на столе вокруг головы. Часть их сбилась в комок на скобе под затылком. Они были темнее, чем им полагалось быть. Толстяк положил ладонь на лоб Джеральдины и отодвинул вверх прядь волос. Пальцы у толстяка были на удивление длинные и изящные; жест показался привычным, как будто он часто так делал. — Они не мокрые, уважаемый. Их просто вымыли. Он залез рукой под простыню, вытянул руку Джеральдины и приподнял, чтобы отвязать от запястья ламинированную оранжевую карточку. Кисть Джеральдины была скручена, как будто сломаны были некоторые пальцы. Указательный и средний свирепо уткнулись в ладонь; безымянный и мизинец сцепились с неистовой силой. Одной рукой толстяк снял карточку, а другой поймал опускавшуюся кисть Джеральдины и вернул под простыню. — Что ж, если это ваша приятельница, — сказал он Рейнхарту, — то мы закончили. Он снова закрыл Джеральдину простыней. Рейнхарт наблюдал, как саван ложился на лицо. Он различил очертания носа, лба и маленькую выпуклость на месте шрама. Как, умерла? Рейнхарт проследовал за толстяком к письменному столу. — 273 —
|