В зеркалах

Перед ним с выражением ужаса на лице стоял полицейский. Он совершенно ясно разглядел окровавленное лицо полицейского, но боль его больше не занимала. Ему очень хотелось пить.

Он опоздал. Он не сумел предотвратить. Когда-то он был здоров, подумал он. Тогда, возможно, у него хватило бы сил.

— Больно, — сказал он полицейскому и упал на траву.

Когда его положили в машину «скорой помощи», он бредил о детях и о Венесуэле.

Рейнхарт подошел к краю эстрады. Вокруг стоял дикий шум. Огней стало как будто больше. На траве играли тени, обещая приятные зрелища где-то еще; но когда он поворачивался, обещание оказывалось невыполненным и раздавался только звук другой окраски.

«Такова жизнь, — думал Рейнхарт. — Пещера Платона. Сквозь тусклое стекло»[119].

Мимо эстрады пробежал человек с банджо, изо рта у него текла кровь.

Когда Рейнхарт подошел к другому краю эстрады, он увидел, что там, застряв между эстрадой и алюминиевым стояком шатра, лежит адмирал Бофслар. На адмирала упали ко?злы, и он не мог встать.

— Эй вы! — просипел адмирал. — На помощь! На нас напали. Со всех сторон. Не просить пощады. И не давать. Армагеддон.

— Отчего взорвался этот грузовик? — спросил его Рейнхарт. — Грузовик просто въехал и взорвался.

Он пошел ко входу в шатер, испытывая смутное разочарование.

И это — Армагеддон! Какой-то хлам летает в воздухе и взрывается. А какой мог быть концерт!

По полю к нему шел Морган Рейни.

— Кончено, — сказал Рейни. — Теперь я понимаю, что все кончено.

— Кто вас об этом спрашивает? — сказал Рейнхарт.

— Я нехорошо себя чувствую, — сказал Рейни. — Мне придется пойти домой.

— Да отнеситесь ко всему этому проще, черт возьми. Считаете, что у вас есть обязательства?

— Да, — сказал Рейни. — Это так.

— Но, разумеется, если все кончено, вы можете просто уйти домой, — сказал Рейнхарт.

— Слава богу, — сказал Рейни. — Я могу уйти домой.

— Слава богу, — сказал Рейнхарт.

Рейни вошел в надвигающийся клин полицейских и упал.

«Хотел бы я знать, когда мне следует уйти домой, — подумал Рейнхарт. — Чрезмерное участие может плохо отразиться на здоровье, — размышлял он. — Это не лучше беспробудного курения травы или пьянства». Он вернулся в шатер и сел на складной стул.

В шатре стало очень жарко. Снаружи раздавался оглушительный шум, который, по мнению Рейнхарта, не мог иметь к нему никакого отношения. Все было залито оранжевым светом.