В зеркалах

Морган Рейни, опустившись на колено и держа в руке пачку собранных анкет, посмотрел на Арнольда: тот взволнованно кивнул на две трехлитровые бутыли вина, стоявшие на кедровом комоде у двери — откупоренные, с мокрыми горлышками.

— Очинно птичек люблю, — раздумчиво произнес мужчина в задней комнате. — Кружатся себе там, кружатся наверху.

— Можно закругляться, — тихо сказал Арнольд. — В таких случаях прилагается особого рода отчет.

— Нет, гляньте только на тех двух больших белых… — не вставая с дивана, сказала Сантонина Йобен.

Мэтью Арнольд не дал ей договорить.

— Мы уходим, — поспешно объявил он. — Мы страшно сожалеем, что обеспокоили вас. О решении по вашему делу вас, разумеется, поставят в известность.

— Вот спасибо, — сказала Сантонина Йобен, провожая их к двери. — Дай вам Бог здоровья. А вы тоже попечитель? — спросила она Мэтью Арнольда.

— Нет, — раздраженно отвечал тот, запихивая измятые бланки в папку. — Я не попечитель.

— А этот дядечка, который с вами. Он попечитель?

— Нет-нет, — сказал Морган Рейни и опять покраснел. — Нет.

— Он не очень разговорчивый, а? Рта ни разу, считай, не раскрыл за все время.

Морган Рейни взглянул на нее и вышел, Арнольд — вслед за ним.

На крыльце Арнольд обернулся к девушке:

— Он мало говорит, потому что занимает важный пост, и я думаю, он отлично понял, что здесь сегодня происходило. — Он спрыгнул на дорогу и догнал Рейни. — Не пойму. То ли в моей личности дело, то ли что.

— Мы мало что можем сделать, как вам кажется? — спросил его Рейни. — Такова уж ситуация. И мы обязаны как-то в ней действовать.

— По-вашему, это справедливо? Вот, несмотря на ситуацию и ничем не оправданное озлобление, мы пытаемся помочь во имя простого человеколюбия. Казалось бы, в ответ можно ждать какой-то благодарности, даже от таких людей.

Они шли вдоль товарных дворов, огибая коричневые лужи и подсыхающую грязь у дороги.

— И я постоянно втягиваюсь в нечто подобное.

— Да… Я понимаю… — отозвался Морган Рейни. — Трудно от этого уклони… Трудно!

Пока они шли к машине, в каждом окне дома открывались жалюзи.

Когда Морган Рейни подошел к муниципалитету, знойный, безветренный, безоблачный день был уже в разгаре — сухая, жесткая трава курчавилась на залитой солнцем лужайке. Пожилые адвокаты шаркали по длинным прямым дорожкам, подняв черные зонты, напоминавшие о бренности всего живого; чиновники не спеша подходили к большим стеклянным дверям, обмахиваясь утренними газетами.