|
— Иногда я слышу голос в голове, он повторяет одно и то же, — начала Кэрол. Она имела в виду Уилли, но не хотела объяснять, кому этот голос принадлежит и какими чувствами он порожден. Мэри спросила, что же говорит ей этот голос. — Он говорит: «Не говори им, они не поверят», — ответила Кэрол, пробуя воду. Мэри это заинтересовало, и мы вместе обсудили возможное происхождение этого послания; в конце концов Мэри пришла к выводу, что это воспоминание о чем-то, что говорила моя мать. Разумеется, так говорила мать. Ведь персонаж Уилли возник из способности Донны к подражанию в сочетании со способностью ее матери дразнить и мучить дочь, добиваясь от нее ответа. Как Уилли я повторяла чужие слова. Не умея пользоваться речью для общения, Уилли сохранял эти слова в памяти и извлекал оттуда, когда ему требовалось оружие. Однако со временем он начал применять это оружие и против того уязвимого «я», из которого вырос. Стремясь к независимости, Уилли научился презирать и отвергать то уязвимое существо, для защиты которого появился на свет — Донну. И Кэрол, и Уилли росли, проходили через разные стадии развития личности и могли бы обтесать и сгладить свои «острые углы» — если бы не то непреодолимое обстоятельство, что эти две противоположные личности оказались заключены в одном теле. Таких «сиамских близнецов» скальпелем не разрежешь. Единственным путем для них было объединиться. Увы, каждый из них видел выход по-своему. Мэри выписала мне рецепт. Мне показалось, что она интерпретировала мое признание как доказательство шизофрении. Я, естественно, была оскорблена. Выходит, я все-таки сумасшедшая? Поверить этому я не могла, но и страшилась этого — а Мэри, сама того не подозревая, подтвердила мои опасения. Моя подруга Робин говорила: люди верят в то, во что хотят верить. Поведение Мэри это подтверждало. Кэрол принимала таблетки как попало, накапливала и выпивала сразу помногу — как и все прочие лекарства. Однажды, проглотив восемь таблеток разом, запила их доброй порцией коньяка и позвонила Мэри домой. Кэрол теряла сознание, и я чувствовала, как накатывает на меня страх безнадежности — страх того, что мне уже не помочь: почему это должно было случиться именно сейчас, когда я ищу помощи? Мэри ответила на звонок. Разговаривала спокойно, как будто ничего не случилось. Мне трудно было понять, что она говорит, но сознание мое уцепилось за описанную ей картину: она на кровати, рядом с ней сидит кошка, она играет с кошкой в шахматы. Мне вспомнилась похожая сцена из фильма с Ширли Темпл. Я снова вернулась в свои три года. Голос мой «переключился на автопилот»; ко мне волнами возвращалось ощущение себя. Казалось, я лечу сквозь самое себя. Такое чувство бывало у меня и раньше — без таблеток и алкоголя. Но сейчас, благодаря всему этому, мне удалось быть с Мэри самой собой более, чем когда-либо раньше. Может быть, как раньше, сыграло свою роль и разделяющее нас расстояние телефонной линии. — 79 —
|