|
Март 2008 Наконец, съездил в Улан-Удэ. Видел Хамбо-ламу. Июнь 2008 Сумма снов, знаков и проб привела к тому, что я возвращаюсь в Ярославль, к Кате. В день увольнения очень тепло простился с врачами. Что меня до слёз тронуло: они сделали мне душевный подарок. Сам факт такого внимания был для меня не обычен. А вечером поехали компанией на берег реки и долго сидели у костра, пели песни, общались. Я был тронут их вниманием ко мне, благодарен им, но в основном молчал, как обычно, когда бывал возле реки или возле огня. Вообще надо отметить, что здесь в моей жизни возникло одно удивительное обстоятельство: у меня сложились очень тёплые отношения с группой молодых врачей. Они все моложе меня, а некоторые значительно моложе. У одной из них есть сын того же возраста что и у Кати, отец которого тоже погиб в конце июня 2006 года. Это совпадение мною ощущалось не ординарным. Я уже привык к тому, что где бы ни работал, всегда встречается кто-то общение с кем нам обоим необходимо. Бывало, что я несколько опережал события, и оказывалось, что главное общение состоялось не с тем, кого я представил себе в этой роли. В этот раз такого опережения не было. Боле всего меня удивлял тот факт, что эти молодые врачи меня, человека много старше их, хорошо принимают в своей компании. При мне они естественны, и откровенны, как при своём ровеснике, и я чувствую себя рядом с ними спокойно, естественно. За время жизни в Староалейске они для меня сделали много хорошего. Не запрашиваемого, и порой неожидаемого мною. Например, неожиданно взяли и свозили меня к сопкам, при том, что я не говорил им о своём желании побывать там. Однажды летним вечером я с компанией врачей и их семьями сидел у костра в тополиной роще возле реки. То есть там, где любил гулять в тишине. Сидел, подкидывал дров, немного общался с ними и их детьми. Было очень уютно. По домам разошлись поздней ночью. На другой день, гуляя по роще, я пришёл на остатки нашего костра. Стоял о чём-то думал, и вдруг поймал себя на том, что вспоминаю то ощущение тепла, которое испытал вчера, находясь возле людей много моложе меня, меня не знающих и мне мало знакомых. При этом дающих мне что-то такое, что было очень близко к получаемому мной в детстве, в период моей жизни в Ярославском детском доме. Подумал и о том, что можно будет приходить сюда одному, сидеть у костра и в какой-то мере снова испытывать то, что было в тот вечер. И в этот момент я увидел внутренним зрением и почувствовал нечто: «Старик многие годы приходящий к месту, где он в юности сидел с друзьями у костра. В очередной раз он разводит костёр. Сидит на пеньке. Мысленно, одним взглядом окидывает свою жизнь: детство, юность, зрелость. И в них – любимые лица, звуки, цвета. В какой-то короткий миг разом он видит те же любимые лица, но изменившиеся спустя годы. Он видит тех, кого уже нет и возвращается в сегодняшний день. Всё это занимает у него несколько минут…». А дальше «я почувствовал себя старым человеком, который регулярно приходит на знакомое ему место. На место, где когда-то был с теми, кого любил, и где они все вместе разводили костёр, сидели возле огня, о чём-то говорили, думали, мечтали. И я почувствовал мучительную боль этого одинокого человека. Жизнь развела их всех – бывших друзей, – в разные стороны. Все уехали, изменились. Кого-то из них уже нет в живых. А он, оставшись здесь один, всё приходит и приходит на «их место», разводит костёр и подолгу, в одиночестве, сидит возле огня и подбрасывает хворост в ожидании, что кто-то сюда вернётся…». — 145 —
|