Исповедь гипнотизера. Книга 3. Эго или профилактика смерти

ЭГО. Из записей к «Сквозняку»

Я понял, давно уже понял, что рассудочным разумом жизненное уравнение свое решить не сумею, слишком уж много в нем неизвестных и всяческих сложнозависи-мых переменных. Все шатко, все призрачно, дуновен-но — и моя жизнь, и близких, и всечеловеческая... При­зывать себя срочно мудреть и чего-то там дости­гать — глупость уже надоевшая, уже даже и не смеш­ная. Не помудрею. «Жить как живется» — не могу тоже, не свинья ибо. Вот почему духовные мои омове­ния — все размышления, все медитации и молитвы к одному сводятся: к благодарности, простой благодар­ности Сущему. Нет, не пойму этот мир — уже понял это. Жизнь мне подарена, вернее, одолжена, у меня ее заберут обратно,— я сотворяю из нее, что умею, что получается; а получается не совсем хорошо, даже сов­сем, наверное, нехорошо, но не мне судить, я ведь по отношению к ЦЕЛОЙ ЖИЗНИ вполне слабоумен. Так что ж, неужели же не сказать спасибо?...

5. Говорящие звери. Другой интеллект

Когда-нибудь речь исчезнет, говорят фантасты. И ста­нут люди общаться телепатическим или еще каким-нибудь пара-путем, и понимать друг друга мгновенно и совершенно.

Это когда-нибудь. А пока нагрузка слова в общении и мышлении столь велика, что мы в конце концов при­выкаем думать, будто слово умеет и знает все. Забыва-

27

ем, что есть миры и миры, невместимые в слово. Музыка — только один из них.

Совсем рядом с речью, в тесной с ней спайке работа­ют и иные средства общения, древние и неумирающие. Проще всего разглядеть их, обратившись к четвероно­гим.

Незадолго до первой мировой войны сенсационную известность приобрел сеттер Дон, состоявший на служ­бе в своре германского императора. Пес этот умел говорить по-немецки. Лексика его, правда, была не слишком богата. Hunger (голод), Kuchen (пирог), ja (да), nein (нет), да свое собственное имя «Дон» — вот и все, что мог он произнести в ответ на задаваемые вопросы; кроме того, как уверяли, по собственной инициативе выкрикивал «ruhe» (тише! спокойно!), ког­да другие собаки лаяли слишком громко.

Это не кажется столь уж невероятным, если принять во внимание характерные особенности немецкого про­изношения; однако авторитетная ученая комиссия подчеркнула в своем отчете, что Дон не рычит и не выпаивает слова, но отчетливо произносит, и в под­тверждение увековечила звуки собако-человеческой речи на фонографе (запись не сохранилась).