—А теперь о теннисе, — прервал я его. — Алекс
Богомолов, которого я опекаю пять лет, недавно
потерял сознание в пятом сете, и прямо на корте
ему ставили капельницу. Еле спасли. Дело было
в Майами, на солнце было пятьдесят градусов.
Он молчал.
...В пять утра Алексей Бондаренко разбудил меня — пришёл прощаться. Мы шли по улицам затихшей Олимпийской деревне, и Лёша говорил-говорил, а я только слушал и думал о себе.
Это я готовил его к этому прыжку, прыжку невероятной сложности — два сальто вперёд с поворотом. Это был его последний шанс что-то выиграть на этих играх. И я говорил ему (в автобусе мы всегда сидели рядом):
—Слушай меня внимательно! Ты в 14 лет пе
реехал из Казахстана в Москву! Потом перевёз
родителей, купил им квартиру! Ты — великий че
ловек! Но теперь ты можешь сделать это для себя?
Он слушал с опущенной головой и ничего не отвечал.
А потом их построили в коридоре — финалистов, сильнейших в этом виде гимнастического многоборья — в прыжках.
- Прыгаю первым, — сказал мне Лёша.
- Ну и хорошо, — ответил я.
Их построили, и они пошли. И вдруг Лёша покинул строй и вернулся ко мне. И протянул руку. Молча. Не взглянув мне в лицо. И крепко пожал.
Он шёл ва-банк — это было видно по его разбегу. И потом Алексей Немов скажет мне: «Хорошо, что Лёха такой лёгкий. Был бы у него мой вес, ему бы каюк, позвоночник бы не выдержал».
...В семь часов я уложил его, сделал ему «наш» сеанс, и он заснул. А я пошёл в столовую. Пил чай и думал о том же, о себе. Ведь это я готовил
252
его к прыжку - повторял я себе, - и он мог оказаться смертельным. Говорил ему все те слова, которым верил спортсмен и благодаря которым он подчинял себе свой инстинкт самосохранения, заглушал сигналы страха. «Имею ли я право так делать свою работу?» — спрашивал я себя. И кто будет судить меня? Да, весь спорт построен на призыве спортсмена к подвигу, к сверхотдаче, к сверхриску. И слабоволие в спорте непозволительно, а проявление страха презираемо. Спорт и страх — понятия несовместимые. Вероятно, именно здесь и пролегает граница отбора в большом спорте. Там, среди обычных людей остаются все те, кто оказался неспособным побеждать страх, и ничего позорного в этом нет — надо признать это. А «туда», в среду избранных имеют допуск-пропуск только особые люди — и надо признать это — все те, а их подавляющее меньшинство, кто способен на это высшее проявление — на способность своей воли побеждать страх, как уже ранее говорилось на этих страницах — «держать стресс»!
— 130 —