|
Старик не боится смерти, потому что устал от жизни. Ребенок не боится смерти, потому что жизнь настолько прекрасна, что смерть не понимаема. Старики ходят в церковь, поют, учат наизусть молитвы и т.д.. Дети ходят в детский сад, поют, учат стихи и т.д. Умирающий старик познает свою сущность, познает, кем в действительности был. Новорожденные дети кричат, проявляя свою сущность. Крик ребенка – главный элемент психики. Из него будет строиться характер. Все дети кричат по-разному. В нем сущность личности. Старики справляют физиологическую нужду в постель. Дети также справляют нужду в постель. Старики имеют худобу, морщины, отсутствуют волосы. То же самое у новорожденных детей. Все старики внешне похожи друг на друга, они как бы на одно лицо. Так же и дети внешне похожи друг на друга. Когда, например, вы заходите в дом и видите, как в ряд лежат дети, узкоглазые, одинаковые у них черты лица, то есть имеется тождественность. У усопших стариков тоже есть какое-то подобие, об этом говорили священники. Таким образом, - заключал для себя Квашнин, - можно сказать, что человек приходит в этот мир стариком и уходит из этого мира стариком или, наоборот, приходит в этот мир ребенком и уходит из этого мира ребенком. И было бы неправильно говорить о возрасте, о старости и т.д. Эти сравнения и рассуждения окрыляли Квашнина. Он легче начинал относиться к смерти, всё больше и больше убеждаясь, что времени не существует, ничего в этом мире не стареет, ничего в этом мире не умирает. Он понял и почувствовал, что старики готовятся к новому рождению, уменьшаясь, превращаясь в детей, и, в конце концов, становясь новорожденными. Квашнин верил, что все развивается по кругу, циклически, по спирали. И начинал, глубже понимать, почему на Востоке вневременность души воспринимается как очевидный факт. И как-то по-особому начинал понимать, что душа существует вне времени и все, что было перечислено выше, это лишь тени, отзвуки того, что душа как реальность не движется, не развивается во времени, не стареет, она просто вечна. Она находится в некоем двигающемся стоянии, во всяком случае, стремится к такому стоянию на одном месте, по спирали опускаясь по метафизической воронке все глубже, останавливаясь в этой точке на вершине конуса, который вращается. Фантазии настолько переполняли Квашнина, что ему казалось, что ему удастся так сыграть свою роль, что зрители почувствуют как он «становится» прозрачными и в конце концов вообще исчезнет, превратившись в ничто. Исчезнет как известный иллюзионист Дэвид Копперфилд. В прозрачности, которой были наполнены многие пожилые люди, Квашнин видел этот постепенный переход от нечто в ничто. По мере увеличения прозрачности, считал Квашнин, растёт приближение к ничто. В этом его убедила история, которая произошла с ним недалеко от Останкино в ботаническом саду. — 52 —
|