|
Лейтмотив древнегреческой трагедии - преступление и наказание. Преступник должен быть найден и изгнан во избежание гибели всего народа. "Царь Эдип" - трагедия осознания вины, раскаяния и добровольно принятого наказания. Царь Эдип ищет преступника вовне, будучи сам этим преступником. Это психологически закономерное явление: человек проецирует свои отрицательные свойства на других, обвиняет, осуждает, негодует, не видя их в себе (закон Двойника). В беседе с М. это свойство проявилось в полной мере. Она видела причину своих душевных страданий в "несправедливости". С одной стороны, социальная несправедливость": "новые буржуи" живут за счет народа, за ее счет, у них - дачи с бассейнами, а она - в коммунальной квартире. С другой стороны, соседка, занимающая, как ей кажется, ее жилплощадь, отравляет ей жизнь. Негодуя на соседку, она выявляет силу своих же собственнических инстинктов. В сущности, она отличается от обличаемых ею "новых буржуев" лишь отсутствием их достижений. Преступление совершается ею, а она ищет виновника вовне. Эдип упорно не желает признать свою вину. Обличения мудрого Тиресия вызывают взрыв возмущения: "Эдип (бешено): - Невыносима клевета такая! Сгинь, дерзкий волхв! Скорей уйди отсюда к себе обратно и оставь мой дом". Это звучит как изгнание голоса совести. В практике консультирования такая картина общеизвестна: взрывоопасная ситуация возникает, когда подходишь к существу проблемы. К этому надо быть готовым, если решаешься "вскрыть нарыв". Драматургия диалога с М. не была спланирована и не повторяла уже отработанные алгоритмы. Как всегда в диалоге, это экспромт. Но диалог происходил и переживался как реальная трагедия. М. была ее "героем", а я - одновременно и зрителем, и соучастником. Я сопереживаю как зритель в театре, который чувствует себя соучастником преступления, потому что страсти героя общечеловеческие. Чувства гнева, раздражения, озлобления - вся гамма переживаний М. понятна мне не теоретически, а опытно. Это значит, что они присущи и мне; степень их проявленности может быть разной, но в своем пределе они ведут к убийству и гибели. Я это осознаю и переживаю ужас за судьбу М. как за свою собственную. Такое сопереживание есть то, что называется "разделить" беду собеседника. Оно связывает воедино: теперь ее поражение или победа касаются меня лично. Эта критическая ситуация мобилизует все душевные силы и их бессознательные резервы; находятся нужные слова, интонации и паузы для кульминации драматического действия. Я - тот зритель-соучастник, который, в отличие от героя, знает преступника и может подсказать выход. Важно, чтобы это произошло в нужный момент, когда он готов принять правду. Но взрыв "самозащиты" неизбежен. Не предрешен и выбор между голосом совести и голосом Двойника. — 115 —
|