|
срок. Сеанс я удлиняю, и Нона не торопится вставать, как это было в начале матча. Перед тем, как попрощаться, советую дома подержать ноги в теплой воде.
Через полчаса я звоню и спрашиваю:
Голос ее бодрый, и я успокаиваюсь. Нону после партии я встретил с моим другом, известным спортсменом, которого потом спросил: —Ты видел, как они устают после партии? —Да, — сказал он, — я впервые на шахматах и про Я говорю:
Но я перехожу на серьезный тон: —Обычно мы не отдыхаем перед доигрыванием, но Нона делает паузу, потом неохотно соглашается: —Но немного, ладно? 28
— Буду в три часа, — говорю я и мысленно хвалю себя за твердость, которую раньше не осмеливался проявлять по отношению к этой шахматистке. Но сегодня нельзя ничем рисковать, ведь победа — это почти окончание матча. Ох, эта близость победы! Какая это большая опасность, способная обезоружить спортсмена. И произойти это может мгновенно. А потом мы спрашиваем: «Что случилось? Как это могло случиться?» И виной всему — подсознание человека. Это оно первое начинает нашептывать: «Все в порядке, все хорошо». И противостоять этому очень трудно. Потому что ты так долго ждал этого, и оно — это «все в порядке, все хорошо» — действительно, совсем близко. Я и настоял на этом сеансе, нужды в котором перед коротким доигрыванием, конечно, не было, с одной целью — как-то дисциплинировать спортсменку. Но подсознание уже нашептывало свое, и даже великая Нона, которая днем раньше не возражала против продления сеанса, уже сегодня хотела избежать его и даже рассматривала мое предложение как давление на ее личность, как вмешательство в личную <жизнь. * * * И победа состоялась. Я не стал ждать Нону ради одного поздравления. А сделал это по телефону и услышал от Ноны: — 15 —
|