За Маркса

[54] Сталин И. Об основах ленинизма // Сталин И. Вопросы ленинизма. Изд. 11. М.: Госполитиздат, 1952. С. 1–80. Эти тексты по многим причинам заслуживают внимания, несмотря на их «педагогическую» сухость.

[55] Ленин В. И. О нашей революции // Ленин В. И. Избр. соч., т. 10, с. 394.

[56] Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 4, с. 143.

[57] В связи со всем пассажем см.: 1) Ленин В. И. Детская болезнь левизны в коммунизме // Ленин В. И. Избр. соч., т. 9, с. 266–267, 273–276, в частности: «Лишь тогда, когда «низы» не хотят старого и когда «верхи» не могут по — старому, лишь тогда революция может победить» (с. 266–267). Эти формальные условия проиллюстрированы на с. 273–276.

2) А также: «Если революция победила так скоро… то лишь потому, что в силу чрезвычайно оригинальной исторической ситуации слились вместе, и замечательно «дружно» слились, совершенно различные потоки, совершенно разнородные классовые интересы, совершенно противоположные политические и социальные стремления». (Ленин В. И. Письма издалека // Ленин В. И. Избр. соч., т. 7, с. 8).

[58] В числе причин победы советской революции Ленин упоминает даже природные богатства страны и ее огромную территорию, которая не раз спасала революцию, когда политические и военные обстоятельства вынуждали ее к «отступлению».

[59] Ситуация «кризиса», как не раз указывал Ленин, делает явными структуру и динамику общественной формации, которая в ней оказывается. Поэтому то, что было сказано о революционной ситуации, в определенной мере сохраняет свою значимость и для общественной формации, стоящей на пороге революционного кризиса.

[60] См. мысли Мао о различии между противоречиями антагонистическими (взрывоопасными, революционными) и неантагонистическими (Мао Цзе Дун. Избранные произведения. Т. 2. М.: Изд — во иностр. лит — ры, 1953, с. 462–63).

[61] В 1890 г. Энгельс пишет в письме к Блоху от 21 сентября 1890 года (Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 37, с. 396): «Маркс и я отчасти сами виноваты в том, что молодежь иногда придает больше значения экономической стороне, чем это следует. Нам приходилось, возражая нашим противникам, подчеркивать главный принцип, который они отвергали, и не всегда находилось время, место и возможность отдавать должное остальным моментам, участвующим во взаимодействии». О том, каким образом Энгельс понимает детерминацию «в конечном счете», см. Приложение с. 170.

В связи с вопросом об исследованиях, которые предстоит провести, я бы хотел привести мысли Грамши о механистически — фаталистском искушении в истории марксизма XIX столетия (Грамши А. Тюремные тетради. В 3 ч. Ч. 1. М.: Политиздат, 1991, с. 37): «Можно заметить, что детерминистский, фаталистический, механистический элемент придавал философии практики непосредственный идеологический «аромат», своеобразную форму религии и возбуждающего (но на манер наркотиков) средства: однако то была историческая необходимость, оправданная «подчиненным» характером определенных социальных слоев. Когда утрачивается инициатива в борьбе и в результате сама борьба видится лишь как серия поражений, механистический детерминизм превращается в могущественную силу морального сопротивления, сплочения, упрямой и терпеливой настойчивости. «В данный момент я потерпел поражение, но сила вещей работает на меня в конечном итоге и т. д.». Реальная воля преображается в некий акт веры в некую рациональность истории, в эмпирическую и примитивную форму страстного финализма, выступающую как заменитель предназначения, провидения и тому подобных учений конфессиональных религий. И в этом случае — на этом необходимо настаивать — продолжает реально существовать сильная волевая деятельность… Следует подчеркнуть, что фатализм — это не что иное, как наряд, в который слабые переодевают активную и реальную волю. Вот почему необходимо постоянно вскрывать пустоту механистического детерминизма, который если и может найти себе объяснение как наивная философия масс (и единственно в этом случае служит их усилению), то, будучи возведен интеллигенцией в ранг продуманной и строгой философии, превращается в причину пассивности, причину идиотской самоудовлетворенности.» Эта оппозиция («интеллектуалы — массы») может показаться странной в сочинениях марксистского теоретика. Но следует помнить, что понятие «интеллектуал» у Грамши бесконечно богаче, чем наше обычное понятие, что оно определяется не тем, что сами интеллектуалы думают о себе, но их (более или менее подчиненной) ролью организаторов и вождей. Именно поэтому Грамши мог писать: «Утверждение, что все члены той или иной партии должны рассматриваться как интеллигенты, может дать повод для шуток и карикатур; и все же, если поразмыслить, это именно так и никак иначе. Здесь следует, по — видимому, учитывать уровни, партия может иметь в своем составе больший или меньший процент людей высшего или низшего уровня, но важно не это: важна руководящая и организующая роль, то есть воспитателя, а значит интеллигента» (Грамши А. Тюремные тетради. В 3 ч. Ч. 1. М.: Политиздат, 1991, с. 336).