История западного мышления

И со всеми формами человеческой мысли дело обстоит так же, как с эво­люцией научных парадигм. Возникновение новой философской парадиг­мы — Платона или Аквината, Канта или Хайдеггера — никогда не бывает просто результатом умосовершенствования логического рассуждения на ос­нове наблюдаемых данных. Скорее, любая философия, любая метафизичес­кая перспектива и эпистемология отражает возникновение глобального эм­пирического шаблона (Gestalt), накладывающегося на видение данного философа, господствующего в его рассуждениях и наблюдениях и в итоге оказывающего воздействие на весь культурный и социологический контекст, в коем некогда обрело форму данное философское видение.

Ибо сама возможность появления нового мировоззрения покоится на подспудной динамике культуры в целом. Так, коперниковская революция, зародившаяся в эпоху Возрождения и Реформации, в точности отразила архетипический момент рождения современного человечества из антично-сре­дневекового космически-церковного лона. С другой же стороны, произо­шедший в XX веке грандиозный обвал многих структур — культурных, философских, научных, религиозных, нравственных, художественных, об­щественных, экономических, политических, экологических — заставляет предположить, что это тотальное разрушение необходимо предвещает некое новое рождение. И отчего сегодня в западном мышлении — практически во всех областях — столь ощутимо непрерывно растущее коллективное стремле­ние сформулировать некое мировоззрение всеединства и сопричастности? Коллективным сознанием явно овладела мощная архетипическая динамика, и современное мышление, истомившееся в тенетах отчуждения, в подсту­пивших уже родовых схватках силится вырваться на волю, сбросив «порож­денные разумом кандалы» (выражение Блейка), дабы вернуть себе утрачен­ную сокровенную взаимосвязь с природой и со всем Космосом.

И точно так же, как в каждом научном повороте, в каждой смене миро­воззрений можно выделить множество подобных архетипических цепочек, в общей эволюции сознания можно выделить общую архетипическую диалек­тику, вобравшую в свою реку течения всех притоков,— одну метатраекторию, истоки которой — в первоначальной participation mystique, а цель дви­жения — у нас перед глазами. Осознав ее, мы можем лучше понять великое эпистемологическое странствие западного мышления — от зарождения фило­софии из стихии мифологического сознания в древней Греции, далее — через эпохи античной классики и средневековья, через Новое время, и, на­конец,— к нашему веку «постмодерн»: эту необычную последовательность мировоззрений, эту драматическую цепочку преобразований в постижении действительности человеческим разумом, эту таинственную эволюцию языка, эти сдвиги в отношениях между всеобщим и единичным, трансцен­дентным и имманентным, понятием и содержанием восприятия, сознатель­ным и бессознательным, субъектом и объектом, «Я» и миром — это посто­янное движение в сторону дифференциации, это постепенное возмужание независимого человеческого интеллекта, это неспешное становление субъек­тивного «Я», это снятие «чар» с объективного мира, это подавление и устра­нение всего, связанного с архетипами, эту кристаллизацию человеческого бессознательного, это конечное полное отчуждение, это предельное разру­шение и, наконец, быть может,— появление диалектически сплоченного со­знания сопричастности, воссоединившегося со вселенской первоосновой.