История западного мышления

Ответ же здесь напрашивается такой: та или иная парадигма возникает в истории науки, а затем признается истинной и ценной именно тогда, когда она наиболее всего созвучна архетипу текущего состояния развивающегося коллективного сознания. Тогда создается впечатление, что та или иная па­радигма объясняет большее число фактов и более важные факты: она касается более весомой, более убедительной, более привлекательной главным обра­зом в силу того, что она затронула архетипически верную струну в данной культуре в самый подходящий момент ее эволюции. Динамика же этого ар­хетипического развития представляется по своей сути тождественной дина­мике перинатального процесса. Куновское описание непрерывной диалекти­ки между движением «нормальной» науки и революционными сменами крупнейших парадигм поражает сходством с описанной Грофом перинаталь­ной динамикой: поиски знания всегда начинаются внутри концептуальной первоосновы — этого чрева, предоставляющего им свою интеллектуальную питающую структуру, поощряющую рост, и усложненности, и умудреннос­ти,— до тех пор, пока эта структура не начинает постепенно превращатся оковы, тиски, темницу, порождающую напряженные и неразрешимые про­тиворечия, после чего наступает кризис. А затем является некий боговдох­новенный, подобный Прометею гений, на которого нисходит благодать внутреннего прорыва к новому видению, и благодаря ему научное мышление преисполняется новым чувством соединения — воссоединения — с миром в акте познания: так происходит интеллектуальный переворот, так рождаетеся новая парадигма. И здесь мы видим, почему такие гении, как правило, вос­принимают свой интеллектуальный прорыв как глубочайшее озарение, как откровение самого божественного созидательного начала. Вспомним воскли­цание Ньютона, обращенное к Богу: «Я мыслю Твоими мыслями вслед за Тобой!» Ибо человеческий разум следует по божественному архетипическому пути, открывшемуся внутри него.

Здесь мы видим также, почему одна и та же парадигма, например аристотелевская или ньютоновская, воспринимается вначале как освобождение, а затем — как ограничение, как узилище. Ибо рождение каждой новой пара­дигмы одновременно является зачатием внутри новой концептуальной пер­воосновы, дающей начало процессу вынашивания, роста, после чего вновь наступает кризис и переворот, и все повторяется сначала. Каждая парадигма представляет собой одно из звеньев разворачивающейся эволюционной цепи, и когда эта парадигма уже выполнила свое предназначение, когда она уже прошла все ступени развития и до конца исчерпана,— тогда она утрачивает свой божественный блеск, теряет свой возбуждающий накал и стано­вится чем-то гнетущим, сковывающим, темным, чем-то, что должно пре­одолеть,— между тем как возникновение новой парадигмы воспринимается как избавительное рождение в новой, осиянной светом умопостижения Все­ленной. Так, исполненная символического звучания геоцентрическая все­ленная Аристотеля, Птолемея и Данге постепенно теряет свой блеск, пре­вращаясь в неясный узел противоречий, а с появлением Коперника и Кеплера весь этот божественный блеск полностью переносится на гелиоцент­рический Космос. А так как эволюция парадигматических сдвигов есть про­цесс архетипический, а не просто рационально-эмпирический или же соци­ологический, то, с исторической точки зрения, эта эволюция протекает и внутри, и снаружи, и «субъективно», и «объективно». По мере того как в культурном мышлении происходят внутренние «гештальт»-изменения, появляются и новые эмпирические свидетельства, неожиданно «откапываются» неизвестно когда сочиненные дерзкие труды, формулируются соответствую­щие эпистемологические оправдания, все это удачно совпадает с определен­ными изменениями в обществе, появляются новые технические усовершен­ствования, изобретается телескоп и как нарочно попадает в руки Галилея. По мере того как в коллективном мышлении и в отдельных умах зарождаются новые метафизические представления и новая психологическая направлен­ность — появляются и новые благоприятные факты, новые социальные кон­тексты, новые методологии, новые орудия, потребные для довершения за­родившейся архетипичной формы (Gestalt).