В зеркале философии

Одинаково показали себя неправомерными как сверх­централизованная экономика, со всегосподствующей огосударствленной собственностью, так и радикально-либеральное хозяйство с метанием эгоистических хо­зяйчиков и надеждой на то, что немая автоматика рынка сама собой все расставит по местам.

Разумеется, шаблонно однообразные структуры вряд ли могут быть применены повсеместно. Экономичес­кие традиции США и хозяйственные привычки Сомали — не одно и то же. Трудовые отношения во Фран­ции и Японии различны. Потребительские запросы в Швеции и Киргизии не совпадают. Но направление общего поиска, оптимального хозяйственного устрой­ства, соотношения плана и рынка в основных чертах уже определилось. И это послужит упрочению миро­хозяйственных связей, решению глобальных проблем.

Третья предпосылка — становление принципа не­насилия и демократического согласия во внешней и внутренней политике, в групповых и межличност­ных отношениях. Как это ни прискорбно, но агрес­сия, насилие были вечными спутниками истории. Вой­ны, перевороты, кровь пронизывают все значимые события, проникают все родовое бытие людей. Ф. Ни­цше, высокомерно именуя человека “супершимпан­зе”, полагал, что насилие — это органичный для лю­дей способ взаимного общения. Зигмунд Фрейд считал агрессивность неустранимым моментом человеческого поведения. Лауреат Нобелевской премии Конрад Ло­ренц прямо утверждал, что есть веские основания счи­тать внутривидовую агрессию наиболее серьезной опас­ностью, какая грозит человечеству в современных условиях культурно-исторического и технического раз­вития.

Вместе с тем многие масштабные мыслители от М. Ганди до Л. Толстого, от Мартина Лютера Кинга, до Эриха Фромма и папы Римского Иоанна-Павла П полагали, что агрессия, насилие, деструкция отнюдь не вечны и не обязательно играют ведущую роль в человеческих мотивациях.

Над альтруистическими идеями С. Ганди и М. Кин­га, над призывами Льва Толстого к ненасилию нема­ло потешались, хихикали циники и приземленные прагматики. И по сегодня есть немало тех, кто утвер­ждает, что рост насилия — это определяющая тенден­ция действительности. Говорят, что нужен новый “межконфессиональный” мессия и только он разорвет вековое кольцо вражды и ненависти.

Да, оставаясь на почве реальности, мы видим, что выстрелы во многих регионах Земли еще гремят, кровь людская проливается, ненависть слепит и “образ вра­га” не исчезает.

Однако с немалыми издержками, через отступле­ния и остановки, пробивает себе дорогу идея перехо­да от культа силы к диалогу, поискам согласия, взаи­моприемлемых решений. Термины “консенсус”, “переговорный процесс”, “компромисс” становятся постоянными в международной и внутренней полити­ке. Всеобщая уверенность в том, что “большие баталь­оны” всегда правы, упования на то, что с помощью силы возможно изменить мир к лучшему, сменяется ориентацией на мирное решение даже самых острых проблем.