|
А так как бог заложил основы, или, так сказать, семена, добродетелей в души [людей] всех народов, так что они могут самостоятельно, почти без всяких наставлений, судить о различии между добром и злом, то отсюда автор заключает, что бог и остальным народам не отказал в том, что ведет к достижению истинного блаженства, но явил себя одинаково благим по отношению ко всем людям. Более того, чтобы уравнять иудеев с остальными народами во всем, что только может так или иначе способствовать достижению истинного счастья, автор утверждает, что другие народы тоже не были лишены истинных пророков, и пытается доказать это примерами. Он доходит до того, что утверждает, будто бог господствовал и над остальными народами через посредство добрых ангелов (которых он по ветхозаветному обыкновению называет богами) и будто бы даже религиозные обряды этих народов не были неприятны богу до тех пор, пока человеческие предрассудки не извратили этих обрядов настолько, что они сделали людей чуждыми истинной нравственности, побуждая их к совершению в сфере религии того, что уже совершенно не согласуется с добродетелью. На основании особых соображений, касающихся лишь иудеев, бог запретил им почитать богов других народов, хотя эти боги, по божьему же установлению, почитались другими народами с таким же правом и на таких же основаниях, как почитались ангелы, поставленные хранителями иудейского государства, которых иудеи некоторым образом считали богами и которым воздавались божеские почести. 547 И так как автор считает несомненным, что внешний религиозный культ сам по себе не может быть приятен богу, то он полагает несущественным, в каких обрядах этот культ отправляется, лишь бы он настолько соответствовал понятию о боге, чтобы возбуждать в душе человеческой благоговение перед ним и стремление к добродетели. Далее, так как суть всей религии он видит в культивировании добродетели, а всякое знание таинств, само по себе не содействующее развитию добродетели, считает излишним и так как в его глазах заслуживает предпочтения и более необходимо такое знание, которое может воодушевить и настроить людей к добродетели, то отсюда он заключает, что должны быть одобрены или по крайней мере терпимы все те мнения о боге, о его культе и обо всем относящемся к религии, которые с точки зрения людей, исповедующих эти мнения, истинны и способствуют развитию и процветанию честности. Для подкрепления этой доктрины он ссылается, как на авторов ее, на самих пророков. Последние были убеждены, говорит он, в том, что бог не придает значения тому, какого рода религиозных воззрений придерживаются люди, и что ему угоден всякий культ и угодны всякие мнения, в основании которых лежит стремление к добродетели и благоговение перед божеством. При этом пророки доходили будто бы до того, что для побуждения людей к добродетели прибегали к аргументам, которые по существу не были истинными, но почитались таковыми лишь с точки зрения тех, к кому пророки обращались, и которые как бы пришпоривали людей, возбуждая в них более энергичное стремление к добродетели. Таким образом, по мнению автора, бог предоставил на собственное усмотрение пророков выбор аргументов с тем, чтобы они могли воспользоваться такими аргументами, которые были бы приноровлены к особенностям данных лиц и данной эпохи и являлись бы наиболее подходящими и действенными в глазах самого пророка. — 350 —
|