Духовная традиция и общественная мысль в Японии XX века

С другой стороны, церковь всегда и везде отличалась двойственностью своего отношения к искусству. Так, в Новом Завете говорится, что «мы живем, действуем и существуем в Боге» (см.: Деян. 17, 27–28). И тут же – что «невозможно человеку создать образ Божий» (см.: Деян. 17, 29). По замечанию Кобаты, это может в равной степени служить основанием как для поощрения иконописи, так и для её категорического отрицания; и то, и другое имело место в истории христианской Церкви. Из сказанного очевидно, что «праведное искусство» находится в более выгодном положении, нежели культовое.

Таким образом, хотя японский учёный и считает, что любая одухотворённость имеет религиозный характер, а все умопостигаемое, не данное нам в непосредственном ощущении, имеет Божественную природу, он, тем не менее, вынужден признать известную автономию искусства – как светского, так и религиозного. Во втором случае «независимость от сакрального» у художника проявляется в необходимости длительного периода совершенствования техники и овладения приёмами мастерства: «Художественная деятельность делает необходимой непрерывную практику в сфере своей техники. Создание образа или украшение храма есть художественная деятельность – это дела мирские, дела посюстороннего мира».[544] Следовательно, техническая, ремесленная основа искусства существует независимо от религиозной ценности. Она определяется прежде всего законами и правилами сугубо практическими, мирскими, человеческими.

От себя заметим, что само произведение культового искусства имеет два измерения. Первое – художественное, поскольку произведение рождается на свет как реализация художественного замысла мастера, как воплощение его художественной цели. Второе – религиозное, так как часто произведение является воплощённым символом религиозной идеи и используется церковными институтами как предмет культа или вспомогательное средство для усиления воздействия на паству. Но даже культовое искусство может оцениваться относительно независимо от религиозной цели.

Исходя из определения отношения гудо гэйдзюцу к религии и культовому искусству, Кобата Дзюндзо уточняет соотношение понятий «искусство» и «праведное искусство». «Искусство возникает, как правило, в результате чисто созерцательного, ориентированного на прекрасное, отношения к миру. Особенность такого отношения в том, что оно подразумевает видимость, подобие изображаемых объектов. К таким объектам относятся не как к явлениям действительности и не как к феноменам сознания. Они имеют только им присущую специфику, что свидетельствует о ценностной автономии чистого искусства».[545] Таким образом, японский учёный демонстрирует двойственный подход к культовому искусству: оно одновременно и зависимо, и относительно свободно от религиозных ценностей. Вопреки своим же собственным заявлениям о «неразрывном единстве» религии и искусства, профессор вынужден констатировать их принципиальное различие.