|
С другой стороны, в германском праве на первых порах субъективный элемент совершенно устраняется. Наследование представляется как вступление наследника в обладание имуществом, которое уже и прежде принадлежало ему по семейному праву. При столкновении с Римом и у германцев появилось завещание; но это произошло единственно вследствие недоразумения. Германцы, говорит Лассаль, не понимали, что оно противоречило господствовавшим у них началам. Точно так же и церковь, которая своим авторитетом освящала завещание, не догадалась, что оно противоречит христианскому понятию о бессмертии, которое, отрываясь от земли, переносится на небо. Между тем под влиянием этих чужеземных начал, а также и дальнейшего развития свободы, самая идея германского наследования падает. Наследник перестает иметь какое бы то ни было право на имущество при жизни владельца. Последний становится полным и свободным собственником. Таким образом, наследование по закону, в свою очередь, оказывается такою же преходящею историческою ступенью, как и наследование по завещанию. Что же остается в результате? Чистая воля государства, на которой и основано все существующее наследственное право европейских народов. Семейство является здесь не более как государственным учреждением; воля завещателя, только в силу государственного закона, получает значение после смерти. Но то, что установлено государством, им же может быть отменено. Лассаль утверждает даже, это по существу дела, государство не может исполнять волю человека, который перестал существовать. Эта фикция разрушается диалектическим процессом исторического развития, а с тем вместе должно исчезнуть и самое наследство, которое оказывается тем, что оно есть на самом деле, то есть преходящим историческим моментом. Ошибка философов, которые старались оправдать ту или другую форму наследственного права, по мнению Лассаля, состоит в том, что они исторические явления принимали за вечные начала человеческого духа. Так Лейбниц, возводя завещание к бессмертию души, проводил только римское понятие. С другой стороны, теория Гегеля не что иное как сколок с германского права. Но так как обе теории одинаково ложны, то обе должны быть отвергнуты. В результате оказывается нуль[106]. Таково учение Лассаля. Из сказанного выше можно видеть всю его несостоятельность. В нем факты представлены не только в отрывочном, но и в превратном виде. Наследование по закону не есть чисто германское явление. Оно существует у всех народов, на Востоке, так же как и на Западе, в древнейшие времена, так же как и в новейшие. Выставлять его в виде преходящего исторического момента значит сознательно идти наперекор очевидной истине. Если та форма, которую оно первоначально имело у германцев, уступает место иной, то это означает только, что оно согласуется с потребностями свободы, а никак не то, что семейство превращается в государственное установление. Точно так же и завещание не есть чисто римское учреждение. Его можно найти и у евреев, и в Греции, и у всех новых народов; у нас, как мы видели, оно существовало издревле. Приписывать введение его у германцев и освящение его христианскою церковью недоразумению и ошибке значит вносить в историю совершенно произвольные толкования. Такие искусственные объяснения сами себя обличают. С развитием свободы неизбежно является завещание, точно так же как с другой стороны, злоупотребления свободы вызывают обязательные постановления в пользу законных наследников. Историческое разложение односторонних форм доказывает отнюдь не безусловную их несостоятельность, а только необходимость восполнения, посредством сочетания с противоположным началом. Это и есть указанный выше результат, как развития мысли, так и развития жизни. Ничего другого из беспристрастного изучения истории нельзя вывести. — 154 —
|