|
Сен-симонизм с своею формулою исчез, и никто уже об нем не упоминает иначе как с исторической точки зрения. Но возражения его против наследства были подхвачены другими. В новейшее время с большим аппаратом учености выступил против наследственного права Лассаль. Опираясь, с одной стороны, на диалектику Гегеля, а с другой стороны на свои собственные историко-юридические исследования, особенно по римскому праву, он хотел доказать, что наследство есть не более как историческая категория, которая должна исчезнуть с дальнейшим развитием человечества. Весь этот аппарат учености был однако выставлен на сцену единственно за тем, чтобы прикрыть самую вопиющую софистику, которая раскрывается до очевидности, как скоро мы от внешнего покрова обратимся к умственному содержанию теории. Чтобы доказать чисто историческое значение наследства, надобно было бы проследить это учреждение в его всемирно-историческом развитии. Вместо того Лассаль ограничивается подробным исследованием римского права, как чистого изображения наследования по завещанию, и затем, в виде придатка, присоединяет к этому легкую характеристику германского права, представляющего последовательное осуществление начал наследования по закону. В римском завещании, по мнению Лассаля, выражается идея продолжения воли после смерти, а эта идея, в свою очередь, выражает собою римское понятие о бессмертии, составляющее известную ступень развития субъективного духа. На Востоке лицо еще погружено в общую субстанцию: в классическом мире оно постепенно от нее освобождается. В Риме личный дух приобретает понятие о своей бесконечности, но еще в приложении к земному бытию: воля умершего властвует над оставленным им имуществом. В христианстве, наконец, эта бесконечность понимается как отрешенная от земли. Отсюда ясно, заключает Лассаль, что римская идея бессмертия, выразившаяся в завещании, составляет только преходящую ступень человеческого развития. В действительности она противоречит природе вещей, ибо, по естественному закону, воля человека прекращается с его смертью, и продолжение ее в другом лице есть не более как юридическая фикция, которой несостоятельность обнаруживается при столкновении с жизнью. Вся история римского наследства представляет постепенное разрушение этой фикции; но с ее падением и с превращением наследства, из продолжения воли умершего, в простую передачу имущества, уничтожается самая идея, руководившая римским правом, а вместе с тем исчезает и сам римский народ, уступая место новым племенам, носителям новых начал. — 153 —
|