|
Не смешивая одно с другим, можно применить к скромности слова Спинозы о стыде: «Человек, который стыдится какого-либо поступка и подвергается в действительности неудовольствию, совершеннее бесстыдного, не имеющего никакого желания жить честно» («Этика», IV, 58, схолия). Даже недовольный собой, скромный человек совершеннее самодовольного и бесстыжего. Это известно каждому (скромность честного человека гораздо лучше напыщенного высокомерия негодяя) и доказывает, что Ницше не прав, когда утверждает, что скромность – добродетель рабов, тогда как надменным и гордым хозяевам скромность ни к чему, следовательно, скромность достойна презрения. Допустим. Но разве презрение само не заслуживает презрения, притом гораздо большего, нежели скромность? И совместимо ли «самопрославление», по которому распознается аристократ, с ясностью ума, которую сам же Ницше совершенно справедливо относит к высшей добродетели мыслителя? «Я слишком хорошо себя знаю, чтобы бахвалиться чем бы то ни было, – скажет скромный человек. – Скорее уж мне требуется все милосердие, на какое я способен, чтобы мириться с собой». Что может быть нелепее, чем игры в сверхчеловека? И стоит ли отказываться от веры в Бога только ради того, чтобы впасть в настолько глубокое заблуждение относительно самого себя? Скромность – это атеизм от первого лица. Скромный человек так же не верит в себя, как атеист не верит в Бога. И зачем стараться сокрушать идолов, если в результате приходишь к прославлению последнего из них (своего «я»!), к возвеличиванию своего собственного культа? Скромность равноценна истине, отмечает Янкелевич в «Трактате о добродетелях», и насколько в этих словах больше скромности и истины, чем в ницшеанском самопрославлении! «Безжалостная и трезвая искренность, искренность без иллюзий, постоянно учит человека искреннего скромности, и наоборот: скромность способствует искреннему самопознанию». В этом же, кстати, заключается и самый дух психоанализа (направленный на то, чтобы, как говорил Фрейд, свергнуть с трона «его Величество “Я”»). Надо любить истину и любить себя. Всякое знание больно ранит наш нарциссизм. Но следует ли вслед за Паскалем себя ненавидеть? Нет, конечно, потому что это означало бы отказаться от милосердия, на которое каждый имеет право (в том числе на милосердие по отношению к самому себе). Милосердие дарует каждому любовь, которой он не заслуживает, но которая освещает ему путь, это ничем не оправданная, но необходимая благодать, немного той самой подлинной любви, даже направленной на себя (но не на эго), на которую мы иногда бываем способны. — 94 —
|