Слова и вещи

234

она может очертить район, где оно стремится возникнуть, в каком месте эпистемы современная философия пытается об­рести свое единство, в каком пункте знания она открывает свою наиболее широкую область: это то место, в котором формаль­ное (апофантики и онтологии) соединится со значащим, как оно освещается в интерпретации. Основная проблема класси­ческого мышления касалась отношений между именем и поряд­ком: открыть номенклатуру, которая была бы таксономией, или же установить систему знаков, которая была бы прозрач­ной для непрерывности бытия. То, что современное мышление, по существу, обсуждает, — это соотношение смысла с формой истины и формой бытия: на небе нашей рефлексии царит дискурсия — дискурсия, может быть, недостижимая, которая была бы сразу и онтологией, и семантикой. Структурализм не явля­ется новым методом; это бодрствующая, тревожная совесть современного знания.

8. ЖЕЛАНИЕ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Люди XVII и XVIII веков думают о богатстве, природе или языках, не используя наследие, оставленное им предыдущими эпохами, и не в направлении того, что вскоре будет открыто; они осмысливают их, исходя из общей структуры, которая пред­писывает им не только понятия и методы, но на более глубо­ком уровне определяет способ бытия языка, природных особей, объектов потребности и желания; этот способ бытия есть спо­соб бытия представления. Отсюда возникает та общая почва, где история наук выступает как какое-то поверхностное явле­ние. Это не означает, что отныне ее можно оставить в стороне; • но это означает, что рефлексия историчности знания не может больше довольствоваться прослеживанием движения познаний сквозь временную последовательность; действительно, они не представляют собой проявлений наследования или традиции; мы ничего не говорим о том, что их сделало возможными, выс­казывая то, что было известно до них, и то, что, как говорится, они «внесли нового». История знания может быть построена, исходя лишь из того, что было современным для него, и, конеч­но, не в понятиях взаимного влияния, а в понятиях условий и полагаемых во времени априори. Именно в этом смысле ар­хеология может засвидетельствовать существование всеобщей грамматики, естественной истории и анализа богатств и рас­чистить, таким образом, пространство без разрывов, в котором история наук, история идей и мнений смогут, если они того хотят, резвиться.

Если анализы представления, языка, природных порядков и богатств являются вполне связными и однородными по от­ношению друг к другу, то все же существует и глубокая не-