Слова и вещи

1 Rousseau. Essai sur l'origine des langues (?uvres ?d. 1826 t. XIII, p. 144—151, 188—192).

2 Французские писатели-новаторы. — Прим. ред.

137

5. ОБОЗНАЧЕНИЕ

Тем не менее теория «обобщенного именования» открывает на границе языка совершенно иное, чем пропозициональная форма, отношение к вещам. Поскольку по самой своей сути язык наделен функцией именовать, то есть вызывать представ­ление или прямо указывать на него, постольку он является ука­занием, а не суждением. Язык связывается с вещами посред­ством отметки, знака, фигуры ассоциации, обозначающего же­ста — ни чем таким, что было бы сводимо к отношению преди­кации. Принцип первичного именования и происхождения слов уравновешивается формальным приматом суждения. Дело об­стоит так, как если бы по обе стороны развернутого во всех своих расчленениях языка имелись бытие в его вербальной атрибутивной роли и первопричина в ее роли первичного обо­значения. Вторая позволяет заместить знаком обозначаемое им, а первое — связать одно содержание с другим. Таким образом, раскрываются в своей противопоставленности, но также и во взаимной принадлежности функции связи и замещения, кото­рыми был наделен знак вообще вместе с его способностью ана­лизировать представление.

Выявить происхождение языка — значит обнаружить тот пер­воначальный момент, когда язык был чистым обозначением. А это позволит объяснить как произвольность языка (поскольку то, что обозначает, может быть настолько же отличным от того, на что оно указывает, насколько жест отличается от объекта, к которому он направлен), так одновременно и его глубокую связь с тем, что он именует (поскольку такой-то слог или та­кое-то слово всегда избирались для обозначения такой-то вещи). Первому требованию отвечает анализ языка действия, а второму — анализ корней. Однако они не противопостав­ляются друг другу, как противопоставляются в «Кратиле» объ­яснение «по природе» и объяснение «по закону»; напротив, они совершенно неотделимы один от другого, так как первый из них описывает замещение знаком обозначаемого, а второй об­основывает постоянную способность этого звука к обозначению. Язык действия — это говорящее тело; и тем не менее он не дан с самого начала. Единственное, что допускается природой, это жесты человека, находящегося в различных ситуациях. Его лицо оживлено движениями, он издает нечленораздельные крики, то есть не «отчеканенные ни языком, ни губами» 1. Все эти крики не являются еще ни языком, ни даже знаком, но лишь проявлением и следствием нашей животной природы. Однако это явное возбуждение обладает для нее универсальным бы­тием, так как оно зависит лишь от строения наших органов. Отсюда для человека возникает возможность заметить его то-