Слова

тоты похищали юную красавицу, веревками скручивали ее старика отца, готовя

ему мучительную смерть. Это было олицетворенное зло. Но его только для

того и показывали, чтобы повергнуть в прах перед добром - в следующей же

главе все становилось на свои места. Бледнолицые герои истребляли уйму

дикарей и освобождали отца, который бросался в объятия дочери. Умирали

только злодеи и кое-кто из совершенно второстепенных положительных героев,

чья гибель списывалась на счет накладных расходов истории. Впрочем, и сама

смерть была стерилизована: скрестив руки, люди падали с аккуратной круглой

дырочкой под левой грудью, а если речь шла о временах, когда еще не

изобрели огнестрельного оружия, преступников просто "нанизывали на шпагу".

Мне очень нравилось это залихватское выражение: я себе представлял блестящий прямой луч - клинок; он, как в масло, погружался в тело злодея, выходил через спину, и убитый валился наземь, не потеряв ни капли крови. Иногда смерть бывала даже смешной, как, например, смерть сарацина, кажется, в "Крестнице Ролланда": он на коне ринулся наперерез всаднику-крестоносцу, рыцарь обрушил на голову неверного смертоносный удар сабли, которая рассекла сарацина пополам, - рисунок Гюстава Доре запечатлел это мгновенье. Вот смеху-то - две половинки тела, отделенные друг от друга, уже начали падать в разные стороны, описывая полукруг вокруг стремени, удивленный конь встал на дыбы. Много лет подряд при виде этой гравюры я хохотал до слез. Наконец я обрел то, что искал: врага ненавистного, но в конечном счете безобидного, потому что все его козни не только не имели успеха, но даже, наоборот, вопреки его ухищрениям и дьявольскому коварству служили вящему торжеству добра. И действительно, я замечал, что водворение порядка всегда сопровождалось какими-нибудь благодатными сдвигами: герои получали награду, им воздавали почести, их увенчивали славой, осыпали деньгами; благодаря их отваге удавалось покорить новую территорию, отобрать какое-нибудь произведение искусства у туземцев и перенести в наши музеи; юная героиня влюблялась в путешественника, спасшего ей жизнь, и все кончалось свадьбой. Из этих журналов и книг я почерпнул свою самую заветную иллюзию - оптимизм.

Чтение этих книг долгое время хранилось в тайне. Анн-Мари даже не пришлось меня предостерегать: сознавая всю их недостойность, я и словом не обмолвился о них деду. Якшаясь с подонками, пустившись в разгул, проводя каникулы в борделе. я не забыл, что мое истинное "я" в храме. Зачем оскорблять слух священника повестью о моих грехах? Но Карл в конце концов застиг меня на месте преступления. Он обрушился на женщин, а они. воспользовавшись минутной паузой, когда он переводил дух, свалили все на меня: я увидел журналы, приключенческие романы, стал их просить, требовать