|
Даже философы, когда они стремятся к простоте и экономии, иногда приходят к отрицанию непосредственного. Это обожествление фактов, представляющее собой преклонение перед рассудительностью, и настраивает их против их собственных чувств, и против разума, которому служит рассудительность, если она вообще служит чему-нибудь. Наверное, они объявляют о своей неспособности упорядочивать образы с помощью меньшего числа определений, чем, по их мнению, обладают материальные вещи. Если материальный треугольник должен иметь четко определенную форму (хотя при непосредственном рассмотрении материя может уклоняться от подобных ограничений) или если материальный дом должен иметь определенное число кирпичей и определенный оттенок цвета в каждой точке своей поверхности, то откровенный эмпирик, подобно Беркли, будет склонен отрицать, что он сможет располагать идеей треугольника без подобных определенностей зрительных образом, et cetera. В то же время, однако, каким бы четкими ни были его зрительные образы, определенно, что он никогда не мог бы иметь, даже в непосредственном восприятии, образ, точно определяющий все кирпичи или все оттенки любого дома, или точную меру любого угла. Сам Беркли, как я подозреваю, тайно ориентировался на сущность, которая в каждой степени своей условной определенности является своим собственным стандартом полноты. Но данные сущности имеют любую степень неопределенности по отношению к материальным или математическим объектам, которые они могут символизировать и которым Беркли хотел уподобить их в своем непродуманном номинализме. Он почти превратил данные сущности в субстанции, чтобы они заняли место тех материальных вещей, которые он отрицал. Каждая сущность, безусловно, не может быть двумя противоположными сущностями одновременно, но определения, делающие каждую сущность именно тем, что она есть, лежат в царстве сущности, бесконечном континууме дискретных форм, а не в царстве существования. Сущности, чтобы являться, не должны просить позволения у того, что существует, или рисовать его портрет, тем не менее здесь они имеются в таких градациях и в таком числе, какие только может предоставить им интуиция. Их корни в материи или их значении в познании могут быть открыты не путем их гипостазирования. Таким образом, выявление сущностей способствует благоприятной тенденции либерализации философии и освобождения ее сразу и от буквализма, и от скептицизма. Если все данные являются символами, а весь опыт выражается в поэтических терминах, то человеческий ум как в своем существовании, так и в своих свойствах является свободным развитием вне природы, языком или музыкой, термины которых произвольны, подобно правилам и счету в игре. Отсюда также следует, что разум, является истинным выражением мира, представленным в витальной перспективе и в человеческих отношениях, потому что этот разум возникает и характерно изменяется в определенных очагах животной жизни, очагах, которые являются частями природы в динамическом соотнесении их с другими частями, широко распространенными вокруг них таким образом, что, например, альтернативные системы религии или науки, если не брать их буквально, могут одинаково хорошо выражать действительное положение вещей, оцениваемое различными органами или в различных центрах. — 57 —
|