|
– Вот с этого ты и должна была начать, – заключил Хоакин. Оставшись наедине с женой, Хоакин сказал: – А разве эта ханжа не будет теперь повсюду рассказывать, что я рехнулся? А может быть, я и в самом деле рехнулся, Антония? Скажи, я сошел с ума или нет? – Ради бога, Хоакин, прекратим этот разговор… – Да, да! Я сам чувствую, что рехнулся… Запри меня. Ведь я непременно сойду с ума! – Возьми себя в руки, Хоакин! XIXОн сосредоточил все свои помыслы на единственной дочери, на ее воспитании и обучении, на ограждении ее от грязи и пороков человеческого рода. – Гляди, – нередко говаривал он жене, – ведь это счастье, что она у нас одна, что больше у нас нет детей. – А разве тебе не хотелось бы сына? – Нет, нет, лучше дочь: ведь ее куда легче держать в стороне от дрязг и непристойностей этого мира. Да и потом, будь у нас двое, непременно явилась бы между ними зависть… – Ну нет! – Да, да, непременно явилась бы! Ведь никак невозможно поделить между ними ласку поровну: то, что дается одному, неизбежно отнимается от другого. Каждый просит все для себя, и только для себя. Нет, нет, я бы нипочем не хотел очутиться в положении господа бога… – В каком положении? – Иметь такое количество детей. Разве не говорят, что все мы божьи дети? – Пожалуйста, не богохульствуй, Хоакин… – Одни здоровы только для того, чтобы другие были больны… Стоило бы присмотреться к распределению недугов! Хоакин не пожелал, чтобы его дочь училась вместе с другими детьми. Поэтому он пригласил учительницу домой а иногда и сам в свободные минуты занимался с дочерью. Бедняжка Хоакинита быстро угадала в своем отце страдальца. От него же она восприняла горькую концепцию жизни и мироустройства. – Говорю тебе, – твердил Хоакин жене, – что, имея одного ребенка, нам не нужно распылять ласку… – А говорят, что чем больше распылять, тем лучше урожай… – Пустые россказни! Помнишь этого несчастного Рамиреса, того, что занимал должность прокурадора? Так вот, отец его имел двух сыновей, двух дочерей и почти пустой карман. В доме – хоть шаром покати, второго блюда за обедом не знали; только Рамирес-отец получал второе, от которого он иной раз давал отведать одному из сыновей и одной из дочерей, и при этом всегда одним и тем же. Иногда же, по праздничным дням, давали две порции второго на всех и еще одну – специально для него, главы дома, который должен же был чем-то отличаться от остальных. Иерархию нужно соблюдать. Вечером, отходя ко сну, Рамирес-отец всегда целовал одного сына и одну дочь, но никогда не двух других. — 39 —
|