Русская Философия. Энциклопедия

Соч.: Собр. соч. М., 1916. Т. 3; Эволюция живого и задачи пролетариата мысли и воли. М., 1906; Эволюция мировоззре­ний в связи с учением Дарвина (сокращенное изложение). Роль человека в познаваемом им мире // Русский космизм: Антоло­гия философской мысли. М., 1993. С. 111-128; Культурная роль физических наук // Журнал русской физической мысли. Реутов. 1991. № 1; Мысли о естествознании // Там же. № 2. С. 5-11.

Лит.: ГулоД. Д. Н. А. Умов. М., 1977; Гиренок Ф. И. Экология. Цивилизация. Ноосфера. М., 1987. С. 162-168;Ры-гина О. О. Концепция эволюции природы и человеческого общества Н. А. Умова // Русский космизм и современность. М., 1990. С. 145-154.

А. Г. Гачева

«УМОЗРЕНИЕ И ОТКРОВЕНИЕ»-сб. ст. Шестова, на­писанных в разные годы, опубликованный после его смер­ти (1964). Сб. предваряет работа Бердяева «Основная идея философии Льва Шестова» (1938). По мнению Бердяева, «основная идея» в творчестве Шестова - экзистенциаль­ная борьба одинокого человека против «власти необходи­мости», общего, даже прошлых фактов смерти за «нео­граниченные возможности», к-рые может предоставить Бог. Название книги навеяно одной из центральных ст. сборни­ка - «Умозрение и Апокалипсис (Религиозная философия Вл. Соловьева)» и перекликается с названиями ряда др. работ - «Гегель или Иов», «Николай Бердяев. Гнозис и эк­зистенциальная философия», т. е. обнажает смысл главной идеи Шестова - противопоставление античному и евро­пейскому разуму («умозрению», «гнозису») библейского спасающего «неразумия» («откровения», «экзистенциаль­ной философии»). «Экзистенциальная философия» в по­нимании Шестова предстает как философия человеческих судеб и «нового измерения мышления» (откровения, веры в библейского Бога, к-рый способен спасать и совершать невероятное). «Там, где для разума с его измерениями все кончается, там начинается великая и последняя борьба за возможность. От криков и воплей Иова, как от иерихонских труб, валятся крепостные стены: открывается новое, небы­валое измерение мышлений» (Умозрение и откровение.

Paris, 1964. С. 295). В первой ст. сборника- «А. С. Пушкин» автор говорит о поэте как о национальном «бездонном и глубочайшем» истоке всей литературы и «умственной жизни» России. Пушкин - пророк, несущий откровение о рус. человечности («тихой и неслышной») и о рус. выжи­вании среди ужасов жизни. Ужасы побеждаются, безна­дежность отступает, если человек надеется и верит, что «сту­чащемуся откроется и ищущий - найдет». Более того, Пуш­кину в «Пире во время чумы» открылось, что гибельное «для сердца смертного таит / Неизъяснимы наслажденья -/ Бессмертья, может быть, залог!». Следующая ст. «О Веч­ной Книге. Памяти М. О. Гершензона» (1925) посвящена умершему талантливому литератору, с к-рым Шестов час­то встречался в нач. XX в. на «Башне» В. И. Иванова в Петербурге, где собирались представители духовной эли­ты России — А. Белый, Мережковский, Бердяев и др. В ста­тье говорится о любви Гершензона к Богу, о желании воз­вратиться к чистоте Адама, а также о попытке «превратить библейского Бога в «общечеловеческого»...». В ст. «Умо­зрение и Апокалипсис (Религиозная философия Вл. Соло­вьева)» обобщены многолетние размышления Шестова о «первом русском философе», размышления, в к-рых «пер­вый философ» предстает перепутавшим Бога и библей­ского змея, Христа и антихриста, живого свободного чело­века и обезличенный «винтик» в машине «всеединства». Здесь сталкивается классическое (рационалистическое, «эллинское») и неоклассическое (библейско-экзистенциальное) философствование. Эллинские отвлеченные исти­на, добро и умозрение - с «юродством пророков и апосто­лов». Спиноза, Гегель, Шеллинг и В. С. Соловьев (причем последний так впитал Шеллинга, что перестал «отличать себя от него») - с Достоевским, Иовом и Исайей. Пытаясь защитить неповторимую «самость» человека с ее чувства­ми, свободой, жизнью, пытаясь направить к живой вере и Богу, Шестов не замечает опасностей «мятущегося чело­века из подполья» (он оказывается в понимании автора настоящим святым), опасностей отрицания нравственно­го блага, теоретических истин, религиозных канонов. «Рус­ская философская мысль, такая глубокая и такая своеоб­разная», согласно мысли Шестова, - это не доверившийся западноевропейской «мудрости» Соловьев, а это Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тютчев, Достоевский, Толстой, Че­хов. Только в поздних «Трех разговорах» (коммент. к Апо­калипсису) Соловьев, по его мнению, возвратился к истин­ному - «пошел, не зная, куда», не оглядываясь, как Авра­ам, в землю обетованную. Следующие ст. «В. В. Розанов» и «Н. Ф. Федоров» посвящены рус. философам, души к-рых, по мысли Шестова, были «любимы Богом», хотя пер­вый боролся с христианством и при этом жалел умершего (самого по себе) Бога, а второй, страстно пытаясь соеди­нить людей по подобию Троицы ради «воскрешения умер­ших», больше верил в силу знания и разума. Несколько ст. сборника написаны о тех зап. мыслителях, с к-рыми автор был связан, - о Р. Кронере, издававшем Шестова (по реко­мендации Гуссерля) в журн. «Логос» («Две книги Рихар­да Кронера» (1931); о М. Бубере («Мартин Бубер») и о Л. Леви-Брюле («Миф и истина»). Кн. Кронера «От Канта к Гегелю» была названа «лучшим из всего, что написано по истории немецкого идеализма». В кн. Леви-Брюля «При­митивная мифология» высоко оценивалось описание