Русская Философия. Энциклопедия

О. М. Зиновьева

СОЛОНЕВИЧ Иван Лукьянович (14(26). 11.1891, с. Рудни­ки Пружанского у. Гродненской губ. - 24.04.1953, Буэнос-Айрес) - политический мыслитель, философ, писатель. Окончил юридический ф-т Петроградского ун-та (1916). Сотрудничал в правой печати. В годы Гражданской вой­ны примкнул к Белому движению. Оказавшись за рубе­жом, издавал в Софии газ. «Голос России». После ее зак­рытия болгарскими властями (1938) переехал в Германию, где основал «Нашу газету», к-рая была закрыта в 1941 г. В 30-е гг. С. пережил увлечение фашизмом, в к-ром усмат­ривал возрождающуюся национальную государствен­ность, подлинную народную демократию, противостоящую фальшивой «демократии» Запада, за фасадом к-рой скрывается реальная власть финансовой олигархии. Антирус. политика Гитлера сделала его противником фашиз­ма. После войны он переехал в Аргентину, где начал вы­пускать еженедельную рус. монархическую газ. «Наша страна». Главный теоретический труд С. - кн. «Народная монархия», в к-рой в систематической форме излагается концепция философии рус. истории. Он исходит в ней из безусловной индивидуальности народов и их историчес­ких судеб. Не существует, считает он, обязательных для всех законов истории, а следовательно, любые рецепты и доктрины, основанные на чужом опыте, бесполезны и даже вредны. Всякая разумная программа должна быть адресована данному конкретному народу и иметь в виду именно этот народ, а не абстрактные образования, выво­димые из неких «всеобщих» свойств человека. Реализуя свое национальное «я», каждый народ стремится создать свою культуру, государственность и, наконец, империю как высшую форму его самореализации. Имперское при­звание исключительно ярко и полно выразилось в исто­рической жизни рус. народа. Основой государственного строительства России была рус. национальная идея. Од­нако в процессе развития эта идея перерастала сугубо племенные рамки и, сохраняя свой специфический рус. облик, становилась одновременно сверхнациональной. Рус. народ, с т. зр. С, единственный в мире построил та­кую государственность, в рамках к-рой все племена и на­роды чувствовали себя наравне с «имперской нацией»: если хорошо, то хорошо всем, если плохо - то также всем одинаково. Следуя за Достоевским и В. С. Соловьевым, он усматривал в этом осн. черту рус. менталитета и рус. государственности - их своеобразный универсализм, все-человечность», «вселенскость». Наиболее полное и цве­тущее выражение органического развития рус. государ­ства он, как и славянофилы, видел в Московской Руси, к-рой, по его мнению, были свойственны гармоничность, сбалансированность всех элементов народной жизни, а также своеобразный демократизм - в смысле реальной связи власти с низовыми слоями народа. Здесь был со­здан строй, к-рый С. определял как соединение самодер­жавия и самоуправления, несовместимое с западноевро­пейской т. зр., не было принципа разделения властей, а доминировали общегосударственные, общенациональ­ные цели и соображения. Москва, считал он, опередила Зап. Европу и по юридическому закреплению личной неприкосновенности («Судебник» 1550 г.), и по созданию всесословного самоуправления. Резкий перелом к худ­шему в развитии рус. государственности, по мнению С, произошел с воцарением Петра I. Признавая за ним яр­кую индивидуальность, он крайне отрицательно оцени­вает его деятельность как начало подспудного завоева­ния России Западом, нарушившего естественность и орга­ничность ее развития. Орудием зап. влияния стало дво­рянство, а затем генетически тесно связанная с дворянской культурой интеллигенция. С этого времени интересы и духовный мир верхнего класса рус. об-ва и народа резко расходятся. Устанавливается политическая и социальная диктатура дворянства, самоуправление и самодержавие фактически ликвидируются. Одновременно в интересах дворянства осуществляется закрепощение крестьян. Самый страшный результат петровской «европеизации», по С, состоял в утрате рус. народом своего интеллектуаль­ного слоя, оформившегося в виде оторванной от масс интеллигенции. При этом С. не делал особой разницы между «революционерами» и «ретроградами», не видев­шими иных целей, кроме сохранения своих привилегий. Свержение монархии С. рассматривал как общенацио­нальную трагедию, смысл к-рой не был сразу понят на­родом, опьяненным внезапным переходом к внешней «свободе». В объяснении причин поворотов рус. исто­рии, обрушивших процветающую страну в пучину ка­тастроф, С. не был последователен. Он то видел в этих поворотах действие иррациональных стихий истории, то пытался понять их рационально и вывести из конкретного стечения обстоятельств (так, по С, народ мирился с пет­ровским царствованием потому, что хорошо помнил еще большие тяготы Смутного времени). Историческим выхо­дом для России, ставшей коммунистической, С. считал возвращение к национальной по духу и народной по со­циальному содержанию монархии. При этом, подчерки­вал он, речь должна идти о восстановлении целой систе­мы учреждений - от всероссийского престола до сель­ского схода. В этой системе царю принадлежала бы «сила власти», а народу - «сила мнения». По С, главный урок государственного строительства, к-рый можно извлечь из ошибок прошлого, состоит в том, чтобы не допустить по­явления какого-то самостоятельного слоя, являющегося посредником между властью и народом.