Русская Философия. Энциклопедия

В. В. Суходеев

ИМЕСЛАВИЕ (ИМЯСЛАВИЕ)- направление в рус. пра­вославном богословии нач. XX в. Началом его послужи­ла книга схимонаха Илариона «На горах Кавказа. Беседа двух старцев пустынников о внутреннем единении с Гос­подом наших сердец через молитву Иисус Христову, или духовная деятельность современных пустынников» (1-е изд. - 1907,2-е - 1910, 3-е 1912 г.), представляющая собой описание мистического опыта, особого состояния веру­ющего во время т. наз. Иисусовой молитвы, для к-рой характерно многократное упоминание имени Христа. Восходя к святоотеческой традиции - к исихии, «умной молитве» (см. Исихазм), она рассматривалась как живая, внутренняя беседа с Богом, как бы предполагающая его соприсутствие. Именно о таком соприсутствии и говорит Иларион: «в Имени Божием присутствует сам Бог - всем Своим существом и всеми своими бесконечными свой­ствами». Хотя книга Илариона не носила никакого догма­тического характера и являлась лишь попыткой зафикси­ровать собственный мистический опыт автора, она по­служила поводом к возникновению богословского спо­ра, получившего впоследствии название «Афонской смуты». Речь шла о том, является ли имя Божие Божест­венной сущностью либо Божественной энергией или не является ни тем ни другим, а есть чисто человеческое именование и любое обожествление имени суть идоло­поклонническая ересь. Выразителем первой т. зр. и апо­логетом И. стал иеросхимонах афонского Пантелеймоно-ва монастыря Антоний (Булатович), утверждавший, что «всякое Имя Божие как истина Богооткровенная есть Сам Бог, и Бог в них пребывает всем существом своим, по неотделенности существа Его от действия Его». Противо­положная позиция, или имяборчество, поддержанная вли­ятельными церковными иерархами, в частности архиепис­копами Антонием (Храповицким) и Никоном (Рождест­венским), стала, правда с оговорками, официальной т. зр. Синода. Имеславское движение было объявлено ересью, что послужило причиной насильственного выселения с Афона нескольких сот монахов, к-рые были расселены по разным российским монастырям (согласно опреде­лению Синода от 29 августа 1913 г.); с т. зр. богословской спор закончился ничем (возможно, разгром имеславцев был связан с политическими процессами внутри самой церковной иерархии). Тем не менее сама полемика полу­чила большой отклик не только в церковной, но и в общественно-интеллектуальной жизни России: сторонниками были Иоанн Кронштадтский, архиепископ Феофан (Быстрое), ректор Московской духовной акаде­мии епископ Феодор, проф. академии М. Д. Муретов и Флоренский, члены т. наз. «Кружка ищущих христианско­го просвещения» Новоселов, Ф. Д. Самарин, Булгаков, Эрн, позднее - Лосев. Сама проблема имени, его истол­кования как чистого явления или же как носителя некоей сущностной энергии, его онтологического смысла оказа­лась чрезвычайно созвучна общекультурной проблема­тике того времени. Понятие имени в контексте интеллек­туальной жизни нач. XX в. стало в один ряд с понятием символа В. И. Иванова, понятиями явления и смысла Шпета и др. рус. гуссерлианцев. Чисто богословский спор послужил исходным материалом для создания собствен­но «философии имени» в работах «Мысль и язык», «Име­на» и др. Флоренского, «Философия имени» Булгакова и Лосева. В разработанной рус. мыслителями философии имени речь идет о магическом характере имен как Бога, так и человека, народа. В ней анализируется связь между именем человека и событиями его жизни, его духовной сущностью, укорененность имен человеческих в народ­ных святынях. Так, опираясь на традиционные для рус. философии идеи всеединства, Богочеловечества, собор­ности, Флоренский выдвинул идею всеобщего (и родо­вого, семейного) духовного родства, предложив метод взаимного познания субъектов через это духовное срод­ство (см.: Флоренский П. Детям моим. М., 1992), тем са­мым предвосхитив открытия представителей совр. глубин­ной психологии (К. Г. Юнга и др.). Лосев писал: «...только в слове мы общаемся с людьми и природой... только в имени обоснована вся глубочайшая природа социально­сти во всех бесконечных формах ее проявления... Чело­век, для которого нет имени, для которого имя только про­стой звук, а не сами предметы в их смысловой явленнос-ти, этот человек глух и нем, и живет он в глухо-немой дей­ствительности. Если слово не действенно и имя не реально, не есть фактор самой действительности, наконец, не есть сама социальная (в широчайшем смысле этого понятия) действительность, тогда существует только тьма и безу­мие и копошатся в этой тьме только такие же темные и безумные, глухо-немые чудовища» (Философия имени. М., 1927. С. 9.).