Русская Философия. Энциклопедия

Лит.: Гшяров-Платонов Н. П. Онтология Гегеля // Вопро­сы философии и психологии. 1891. Кн. 8; Ильин И. А. Филосо­фия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека. М., 1918. Т. 1-2; Спб., 1994; Колубовский Я. Н. О русских гегель­янцах // Ибервег-Гейнце. История новой философии в сжатом очерке. Спб., 1890; Чижевский Д. И. Гегель в России. Париж, 1939; Гегель и философия в России. М., 1974; Систематический указатель литературы о Гегеле: Русская литература XIX - нач. XX века: Советская литература (1917-1974). М., 1974.

А. И. Абрамов

ГЕРЦЕН Александр Иванович (25.03 (6.04). 1812, Москва -9(21).01.1870, Париж) - писатель, мыслитель, обществен­ный деятель. На формировании взглядов Г. в период обу­чения в Московском ун-те сказалось его участие вместе с Огаревым (их знакомство, переросшее в дружбу, произош­ло ок. 1823 г.) в кружке, где обсуждались философские и политические проблемы, социалистические идеи Сен-Си­мона, события Французской революции. «Сен-симонизм лег в основу наших убеждений и неизменно остался в су­щественном», - писал Г. В 1834 г. членов кружка арестова­ли и обвинили в создании тайной организации, имевшей целью свержение существующего строя. Г. был сослан под надзор полиции. В 1842 г. ему разрешили переехать в Мос­кву, где он написал свои первые философские соч. В «Ди­летантизме в науке» (1842-1843) он противопоставил идее славянофилов о необходимости подчинить философию религии мысль о соединении философии с естествознани­ем и знания с массами (одействотворение философии). Рассматривая историю науки и философии, Г. показал, что массы всегда были поглощены добыванием материальных средств существования, а наука стала достоянием немно­гих. Возник разрыв между «кастой» ученых и остальным человечеством, что с необходимостью приводило к борь­бе как к неизбежному элементу исторического процесса. Только соединение науки с массами снимает это проти­востояние «духа» и «материи». Проблема преодоления дуализма духа и материи решается Г и в «Письмах об изу­чении природы» (1845-1846), где он развивает мысль о со­юзе философии и естествознания, подчеркивая невозмож­ность развития философии без опоры на естествознание и неспособность последнего создать истинную картину мира без овладения философской диалектикой. Имея в виду в первую очередь философию идеалистическую, вершиной к-рой были тогда взгляды Гегеля, Г. отмечал заслугу этой философии в создании диалектической формы познания, в разработке идеи развития. Беда ученых-эмпириков, под­черкивал он, в том, что они не видят в природе развития разума, для них разум есть свойство только человеческое и потому субъективное, отсюда бытие и мышление распада­ются у них на противостоящие друг другу внешним обра­зом объект и субъект. Г. же считал, что разум не противо­стоит природе как нечто внешнее, а есть осознание ею са­мой себя. Отвергая идеалистическое решение проблемы тождества мышления и бытия и не принимая характерного для эмпиризма (т. е. существовавшего тогда материализма) разрыва между субъективным разумом и объективным бытием, Г. пытался вывести мышление, логику непосред­ственно из развития природы и попадал, т. обр., в тупик натурализма, ибо оставлял за пределами анализа социаль­ную деятельность человека. Хотя уже в 1847 г. он приходит к выоду, что сознание, разум не есть результат развития природы, что разума «нет ни в природе, ни вне природы», что разум есть результат развития человека, его мозга. В дальнейшем (в 60-е гт.) он развил свои философские взгля­ды, признав значение для понимания человека изучения исторического развития об-ва. Он приходит к пониманию того, что сознание есть не только свойство мозга, но и про­дукт исторического развития человечества. Человек - не только физическое тело, подчиняющееся общим законам природного мира, он живет в об-ве и является существом нравственным, а потому изучать его поведение должна социология, к-рой предстоит вырвать человека «из анато­мического театра, чтобы возвратить его истории». Ибо история, об-во имеют свои законы, и «общественный че­ловек ускользает от физиологии; социология же, напро­тив, овладевает им, как только он выходит из состояния животной жизни». В 1847 г. Г. навсегда покидает Россию, но до конца своих дней он жил ее интересами, думая о преобразованиях, к-рые привели бы ее на путь свободы и процветания. Об этом свидетельствуют его обширная пе­реписка, тесные контакты с представителями рус. освобо­дительного движения, особенно с М. А. Бакуниным после приезда последнего в Лондон в 1861 г. В 1853 г. Г. основал в Лондоне Вольную русскую типографию, в к-рой стал пе­чатать произв., запрещенные на родине цензурой, с 1855 г. издавал альманах «Полярная звезда», а с 1857 по 1867 г. вместе с Огаревым - газ. «Колокол». Полагая, что социали­стическое общественное устройство в большей степени, чем любое другое, обеспечивает социальную справедли­вость, он пережил мучительное разочарование, убедив­шись, после поражения революции 1848 г. во Франции, что идея частной собственности имеет глубокие корни. Г. при­шел к выводу, что идея социализма, созревшая на зап. по­чве, может осуществиться там, где найдет более благопри­ятные условия, а именно в России на основе крестьянской общины, но общины, освобожденной от государственной опеки и существенно преобразованной на основе запад­ноевропейской науки. «На это влияние человека и науки мы обращаем особое внимание, оно чрезвычайно важ­но», - подчеркивал Г. При этом он развил мысль Чаадае­ва о том, что отсталость России может стать ее преимуще­ством, ибо, усвоив достижения западноевропейской на­уки, она сможет избежать тех негативных моментов, к-рые сопутствовали движению зап. об-ва вперед, и даже мино­вать стадию буржуазного развития в том виде, в каком она проявлялась в Зап. Европе. Эта мысль основывалась на убеждении, что в истории действуют законы, обязатель­ные для всех стран и народов, поэтому все народы должны пройти теми же фазами развития, к-рыми прошли ушед­шие вперед народы. Но поскольку действие исторических закономерностей зависит от деятельности людей, в истори­ческой жизни различных народов наблюдается огромное разнообразие и не все народы должны полностью повто­рить все фазы, пройденные ушедшими вперед народами. «Я решительно отрицаю необходимость подобных повто­рений, - писал Г. в 1854 г. - Мы можем и должны пройти через скорбные трудные фазы исторического развития на­ших предшественников, но так, как зародыш проходит низ­шие ступени зоологического существования». Все эти идеи явились предпосылкой создания теории русского «кресть­янского» социализма, разработанной Г. в 1849-1855 г. и представленной в работах «Россия», «Русский народ и со­циализм», «О развитии революционных идей в России», «Крещеная собственность» и др. В своей теории социализ­ма Г. синтезировал нек-рые идеи славянофилов, Гакстгау-зена, описавшего крестьянскую общину, и европейские социалистические учения. Одним из первых среди деяте­лей рус. освободительного движения Г. понял неоправдан-ность революционного насилия без понимания перспек­тив социального развития, без преобразования народного сознания. Кровавый опыт революции 1848 г., писал Г., «взо­шел у меня в плоть и кровь». И с тех пор он не устает выс­тупать против «вспышкопускательства», к-рым особенно грешил Бакунин. Насилие способно только расчищать ме­сто для будущего, говорил Г., для социального созидания необходимы «построяющие идеи», нужно развитое народ­ное сознание. «Нельзя людей освобождать в наружной жизни больше, чем они освобождены внутри», - утверж­дал он. Постоянно подчеркивая важность воспитания в процессе преодоления привычек и традиций прошлого, основанных на угнетении и эксплуатации, Г. не уставал подчеркивать, что главной целью общественного движе­ния должно быть обеспечение свободы лица. «На ней и только на ней может вырасти действительная воля народа. В себе самом человек должен уважать свою свободу и чтить ее не менее, как в ближнем, как в целом народе». Деятельность и литературное творчество Г. оказали огром­ное влияние на развитие рус. философской и обществен­ной мысли, причем самых разных направлений. Под влия­нием теории «рус. социализма» находилось большинство народнических организаций. За признание Г. своим пред­шественником боролись российские социал-демократы. Но и непримиримые противники как народничества, так и марксизма находили у Г. много ценных и близких им идей. Так, К. И. Леонтьева привлекали мысли Г. о культуре и о пагубном на нее влиянии буржуазии, а Бердяева - его идеи о свободе личности. Ценили Г. и такие разные по своим философским воззрениям рус. философы, как Булгаков и Шпет. А без ссылок на автобиографическую эпопею Г. «Былое и думы» не обходился ни один исследователь исто­рии рус. философской мысли сер. XIX в., даже такой рели­гиозно убежденный мыслитель, как Флоровский, и тот ссы­лался на Е. как на высочайший авторитет в оценке тех или иных явлений философской жизни XIX в. И безусловно прав Бердяев, когда пишет, что Г. и Белинский имеют «цен­тральное значение для русской судьбы», а Г. «если и не самый глубокий, то самый блестящий из людей 40-х годов» (О России и русской философской культуре. М., 1990. С. 92, 94). Булгаков называет Г. «нашим национальным героем», «одной из самых характерных фигур, в которых воплоти­лись многосложные противоречия противоречивого XIX века» (Соч.: В 2 т. М., 1993. Т. 2. С. 95).